Чикобава когда и как это было

Содержание

Чикобава
Чикобава, Арнольд Степанович
Ссылки
См. также
Смотреть что такое «Чикобава» в других словарях:
Чикобава, Арнольд Степанович
Содержание
Биография
Основные труды
Монографии
Статьи
Примечания
Ссылки
Смотреть что такое «Чикобава, Арнольд Степанович» в других словарях:
Чикобава когда и как это было
Берия — Чикобава — Сталин: мотивации
Читайте также
Берия и Сталин
Глава девятая СТАЛИН И БЕРИЯ
«Берия, Берия вышел из доверия?»
Тема II Немного о книге «Сталин и Берия — Военные преступники», а также об «активистах» из Интернета
ИОСИФ ВИССАРИОНОВИЧ СТАЛИН. Этот повар умеет готовить только острые блюда, или Товарищ Сталин любил пошутить
Глава 9 СТАЛИН И БЕРИЯ
В силу своих антисемитских взглядов и имея в виду подготовку ко Второй мировой войне, для развязывания которой он рассчитывал использовать Гитлера, 11 ноября 1938 г. Сталин санкционировал Берия заключение тайного соглашения с гестапо о борьбе с мировым еврейством, расценивая его как пролог к заключе
Сталин, Ежов, Берия
Мотивации и психология
Сталин — Чикобава
Глава 2. Сталин и Берия
2.8. Реконструкция мотивации автора
Глава 3. Сталин народный и Сталин интеллигенции
Глава 5 Сталин и война «Проигнорированные» предупреждения • Донесение Воронцова • Германский перебежчик • Расстрелянный генералитет Красной Армии • «Прострация» Сталина в первые дни войны • Сталин – «никудышный» полководец • 1942 год: катастрофа под Харьковом • Военные операции «по глобусу» • Сталин
Глава 7 Берия, его «козни» и «преступления» «Агент иностранной разведки Берия» • Обвинения, выдвинутые Каминским • Дело Картвелишвили-Лаврентьева • Расправа с М. С. Кедровым • Папулия Орджоникидзе и его брат Серго

Чикобава

Чикобава, Арнольд Степанович

Арно́льд Степа́нович Чикоба́ва (14 марта 1898, с. Сачикобаво, Кутаисская губерния, ныне Грузия — 5 ноября 1985) — грузинский лингвист и филолог, известный своей активной критикой «Нового учения о языке» Н. Я. Марра.

В 1922 г. окончил Тбилисский государственный университет, занимал в нём должности доцента (1926-33) и профессора (1933-85), возглавлял в нём кафедру кавказских исследований (1933-60), а также руководил отделом иберо-кавказских языков в Институте лингвистики г. Тбилиси (1936-85). Данный институт, который Чикобава возглавлял краткое время (1950—1952), сейчас носит его имя. В 1941 стал одним из основателей АН Грузинской ССР, был членом её президиума в 1950—1963. Был награждён многочисленными наградами. Автор и редактор серии словарей и публикаций по кавказскому языкознанию.

Был непримиримым борцом против «нового учения о языке» Н. Я. Марра, несмотря на его официальную поддержку. Благодаря дружбе с 1-м секретарём ЦК КП Грузии К. Чарквиани ему удалось передать своё письмо И. В. Сталину. Сталин заинтересовался письмом и лично встретился с Чикобавой. В результате в 1950 г. в «Правде» началась дискуссия о вопросах языкознания, которая закончилась публикацией статьи И. Сталина «Марксизм и вопросы языкознания», написанной с позиций младограмматизма при использовании консультаций А. С. Чикобавы. Статья Сталина объявляла «Новое учение о языке» немарксистским, и в то же время призывала воздержаться от преследования сторонников марровской теории.

Благодаря своей позиции Чикобава получил известность среди лингвистов СССР, краткое время в 1950-е гг. студенты многих вузов учились по его учебнику «Введение в языкознание». Особенно велико было влияние Чикобавы в советском кавказоведении 1950—1960 х гг., до тех пор, пока его школа не была побеждена усилиями Г. А. Климова и его сторонников (см. [1] и др.).

Ссылки

См. также

Смотреть что такое «Чикобава» в других словарях:

Чикобава — Арнольд Степанович [р. 14(26).3.1898, с. Сачикобао, ныне Цхакаевский район], советский языковед, академик АН Грузинской ССР (1941). В 1922 окончил Тбилисский университет. С 1933 профессор там же. Основные труды посвящены вопросам общего… … Большая советская энциклопедия

Чикобава А. С. — ЧИКОБÁВА Арнольд Степанович (18981985), языковед, акад. АН Груз. ССР (1941). Работы в области кавказоведения, картвельских, нахско дагестанских языков, общего языкознания … Биографический словарь

ЧИКОБАВА Арнольд Степанович — (1898 1985) грузинский языковед, академик АН Грузии (1941). Работы в области картвельских языков и общего языкознания … Большой Энциклопедический словарь

Чикобава Арнольд Степанович — [р. 14(26).3.1898, с. Сачикобао, ныне Цхакаевский район], советский языковед, академик АН Грузинской ССР (1941). В 1922 окончил Тбилисский университет. С 1933 профессор там же. Основные труды посвящены вопросам общего языкознания, истории и… … Большая советская энциклопедия

Чикобава, Арнольд Степанович — Арнольд Степанович Чикобава Дата рождения: 14 (26) марта 1898(1898 03 26) Место рождения: село Сачикобаво, Сенакский уезд, Кутаисская губерния, Российская империя (ныне Сенакский район) Дата смерти: 5 ноября … Википедия

Чикобава, Арнольд — Арнольд Степанович Чикобава (14 марта 1898, с. Сачикобаво, Кутаисская губерния, ныне Грузия 5 ноября 1985) грузинский лингвист и филолог, известный своей активной критикой «Нового учения о языке» Н. Я. Марра. В 1922 г. окончил Тбилисский… … Википедия

Чикобава Арнольд Степанович — Арнольд Степанович Чикобава (14 марта 1898, с. Сачикобаво, Кутаисская губерния, ныне Грузия 5 ноября 1985) грузинский лингвист и филолог, известный своей активной критикой «Нового учения о языке» Н. Я. Марра. В 1922 г. окончил Тбилисский… … Википедия

Чикобава Арнольд Степанович — (1898 1985), языковед, академик АН Грузинской ССР (1941). Работы в области кавказоведения, картвельских, нахско дагестанских языков, общего языкознания. * * * ЧИКОБАВА Арнольд Степанович ЧИКОБАВА Арнольд Степанович [14 (26) марта 1898, с.… … Энциклопедический словарь

Арнольд Чикобава — … Википедия

Источник

Чикобава, Арнольд Степанович

село Сачикобаво,
Сенакский уезд,
Кутаисская губерния, Российская империя (ныне Сенакский район)

Содержание

Биография

В 1922 г. окончил Тбилисский государственный университет, занимал в нём должности доцента (1926—1933) и профессора (1933—1985), возглавлял в нём кафедру кавказских исследований (1933—1960), а также руководил отделом т. н. «иберийско-кавказских языков» в Институте языкознания АН Грузинской ССР (1936—1985). Данный институт, который Чикобава возглавлял краткое время (1950—1952), сейчас носит его имя. В 1941 стал одним из основателей Академии наук Грузинской ССР, был членом её президиума в 1950—1963. Был награждён многочисленными наградами. Автор и редактор серии словарей и публикаций по кавказскому языкознанию. Придерживался идеи генетического единства картвельских, абхазо-адыгских и нахско-дагестанских языков («иберийско-кавказские языки»; данная точка зрения в настоящее время отвергнута научным сообществом). Главный редактор «Ежегодника иберийско-кавказского языкознания», издававшегося с 1974 года.

Основные труды

Монографии

Статьи

Примечания

Ссылки

Смотреть что такое «Чикобава, Арнольд Степанович» в других словарях:

Чикобава — Чикобава, Арнольд Степанович Арнольд Степанович Чикобава (14 марта 1898, с. Сачикобаво, Кутаисская губерния, ныне Грузия 5 ноября 1985) грузинский лингвист и филолог, известный своей активной критикой «Нового учения о языке» Н. Я … Википедия

ТБИЛИССКИЙ УНИВЕРСИТЕТ — им. И. Джавахишвили (Тбилисский государственный университет, ТГУ), основан в 1918. В составе университета 23 факультета: механико математический, прикладной математики и компьютерных наук, физики, химии, географии, геологии, биологии, медицины,… … Энциклопедический словарь

Мегрелы — мегр. მარგალეფი, груз. მეგრელები Мегрелы в традиционной одежде … Википедия

Источник

Чикобава когда и как это было

Как в воду смотрели. Скоро, очень скоро с этим будет покончено.

Апогеем издевательств над противниками «нового учения о языке» стал 1949 год – все сторонники диалектического языкознания пошли в неконтролируемый разнос. Удержу они не знали. Уже на общем собрании Академии наук СССР 5 января 1949 г. академик Мещанинов делает доклад «Роль академика Н.Я. Марра в отечественном языкознании» [508]. Г. Сердюченко выпускает специальную брошюру «Роль Н.Я. Марра в развитии материалистического учения о языке».

В общем все шло, как и положено в стенах Академии наук, – тихо и спокойно. И вдруг одного из бывших руководителей Про-леткульта академика П.И. Лебедева-Полянского понесло: «Всякие повороты от учения Марра и вправо и влево, вернее сказать, назад от Марра, недопустимы» [509].

В стране началась кампания по борьбе с низкопоклонством, космополитизмом и, само собой, языкознание в стороне не осталось. Подняв знамя с портретом Марра, вся бездарь и серость пошла в атаку на языковедов, еще не забывших предназначение своей науки.

А вот как описывает 1947 – 1948 гг. на филологическом факультете Ленинградского университета О.М. Фрейденберг: «После речи Жданова все последние ростки были задушены… Опять идет волна публичного опозориванья видных ученых. Когда знаешь, что эти старики с трясущейся головой, со старческими болезнями, полуживые люди… – впечатление получается еще более тяжелое…

Наконец, было назначено заседанье, посвященное “обсужде-нию” травли, на нашем филологическом факультете. Накануне прошло такое же заседание в Академии наук, в Институте литературы. Позорили всех профессоров. Одни, как Жирмунский, делали это изящно и лихо. Другие, как Эйхенбаум, старались уберечь себя от моральной наготы, и мужественно прикрывали стыд. Впрочем, он был в одиночестве… Прочие делали то, что от них требовалось». Пушкинист Томашевский на этом заседании потерял сознание. Вынесли из зала без сознания фольклориста Азадовского [510].

Казалось, всё: науке пришел конец. Работать стало невозможно. Допускались лишь ссылки на Марра да толкование его провидчества. У многих опустились руки.

И вдруг произошло чудо! Да какое! Науку о языке спас… Сталин!

Вот как развивались события.

Фронда марризму постепенно вызревала не только в Москве в лице академика В.В. Виноградова и его сторонников. Оппозиция учению Марра сложилась и на Кавказе. Причем если в Армении «новое учение о языке» было в силе, то в Грузии с ним практически не считались. Лидером антимарризма в Грузии был грузинский академик А.С. Чикобава.

10 апреля 1950 г. руководители Грузии посетили Сталина на его ближней даче в Кунцево и преподнесли ему только что изданный «Толковый словарь грузинского языка» под редакцией А.С. Чикобавы. Он был в составе грузинской депутации. Чикобава знал ситуацию с его наукой в Армении и поделился своим пониманием «ново-го учения о языке» с вождем. Тот поручил Чикобаве изложить свои взгляды письменно: «Напишите, посмотрим. Если подойдет, напечатаем» [511].

Пока Чикобава работал над статьей, Сталин еще дважды вызывал его к себе. Через неделю статья была готова.

В начале 1950 г. исполнилось ровно 15 лет со дня смерти Марра. Его уже давно не было, а копья вокруг его учения продолжали ломаться. Академия наук созвала парадную сессию, где «культ Марра достиг своего апогея» [512].

9 мая того же года «Правда» печатает заказанную Сталиным статью Чикобавы [513] «О некоторых вопросах советского языкознания», предваряя ее редакционным примечанием: «Публикуется в порядке обсуждения». Этой статьей центральный орган партии пригласил всех советских языковедов к дискуссии. С чего бы это? Им бы задуматься, а они млели от внимания партии к их науке.

Началась дискуссия-спектакль. С 9 мая по 14 июля 1950 г. редакция «Правды» получила более 200 статей. Напечатали лишь то, что посчитали нужным. Дали высказаться активным марристам – И.И. Мещанинову, Н.С. Чемоданову, Ф.П. Филину, В.Д. Кудрявцеву, а также противникам «нового учения» – Б.А. Серебренникову, Г.А. Капаняну, Л.А. Балуховскому. Крайне невнятную (вероятно, со страха от дозволенности) статью опубликовал В.В. Виноградов (6 июня).

Чем же так задел Чикобава покойного Марра? Он отказал ему в главном – в праве называть себя марксистом, а раз так, то и «новое учение о языке» – типичный мыльный пузырь. Чикобава отказал Марру вправе считать языки классовыми (Это коренной вопрос: неужели никто не понял, что он согласован? И неужели поверили, что это откровение только Чикобавы?).

Итак, Чикобава раздел Марра догола, причем сделал это публично, что было вполне в духе демократии по-сталински: большевики любили прилюдный садизм да еще с позывами на некрофилию.

Как только ученики Марра и все верные марристы поняли, куда и откуда дует политический ветер, они мгновенно сменили окрас и как истинно советские интеллигенты сталинского призыва тут же дружно прокляли своего учителя-идола. Считанные единицы, такие как профессор В.И. Абаев, остались верны ему до конца. Знать бы только причину такой верности: то ли это подлинная порядочность, то ли непроницаемая глупость.

Более подробно дискуссию 1950 г. с участием Сталина, думаю, описывать не имеет смысла. Ведь нашего героя уже давно не было в живых, а было бы крайне любопытно пронаблюдать именно его поведение в этой ситуации.

Главное, что сделал Сталин для советского языкознания, он не только низверг, казалось, незыблемый культ академика Марра, но и положил конец заигрыванию языковедов с марксизмом (Конечно, только в интерпретации Марра, ведь и сам Сталин далее банальных истин, почерпнутых, кстати, из того же марксизма, языкознание не продвинул). Единственное, что Сталин милостиво дозволил ученым, так это заниматься сравнительно-историческим языкознанием.

Свою статью Сталин, как подлинный демократ, напечатал также в «Правде» (20 июня) в рамках все той же дискуссии. Называлась его статья «Относительно марксизма в языкознании». 4 июля Сталин печатает в «Правде» еще одну статью. Этой статьей «обсуждение» было закончено и начались восторги, признания, покаяния. Само собой, написали покаянные письма И. Мещанинов, Н. Чемоданов и Н. Яковлев. Забыли, видно, советские ученые, что каются только после грехопадения. Значит и Марр, и его последователи не работали, а грешили против истины, причем грешили сознательно, целенаправленно и долгие годы.

Почему Сталин обратил свой высочайший взор именно на языкознание? Почему он лично, своими статьями или выступлениями не ввязывался в дискуссии биологов, философов, физиков, геологов? Ответ, думается, не столь уж и сложен. Сталин давно, с довоенных времен, не вел «научных диспутов», не наставлял, не учил, не указывал. Народ, того и гляди, забудет, что Сталин – корифей всех наук на самом деле, а не только в подхалимских лозунгах. Да и Марр уж больно топорно обошелся с марксизмом. Поправить его – плевое дело. А чтобы в его статье не было языковедческих ляпов, под рукой два классных лингвиста – Виноградов и Чикобава.

Статьи Сталина по языкознанию перепечатывали все газеты и журналы страны.

И тут же восторженные панегирики вождю главного ученого секретаря Академии наук А.В. Топчиева – «И.В. Сталин о проблемах языкознания и задачи Академии наук СССР» [514]. Какие же такие научные задачи могли вдруг возникнуть у советской Академии наук после статьи Сталина? В том же номере журнала статья академика В.В. Виноградова «Гениальная программа марксистского языкознания» [515]. Академик В.П. Волгин написал статью «Крупнейшее событие современной науки» [516]. Не могли смолчать академики Г.Ф. Александров (философ) [517], А.М. Деборин [518] и другие представители элиты советской притащенной науки.

[508] Вестник АН СССР. 1949. № 2. С. 11 – 22.

Источник

Берия — Чикобава — Сталин: мотивации

На поверхностный взгляд сверхзадача, которую Сталин ставил перед собой, связанная с языками, нациями и планируемым мировым устройством, была мало заметна. Как в те годы, так и в наше время многие повторяют сталинские же слова о необходимости избавить советское языкознание от «аракчеевского режима», установившегося благодаря господству «школы Марра». Поворот, который произошел по инициативе вождя, был столь внезапным и жизненно спасительным для многих ученых-лингвистов, что даже убежденные антисталинисты, это ставят ему в заслугу, хотя именно Сталин и был главным виновником «аракчеевщины».

Буквально накануне дискуссии, с конца 1948 и почти весь 1949 год, с санкции высших партийных органов и при непосредственном участии таких функционеров, как первого заместителя заведующего Агитпропа ЦК ВКП(б) В.С. Кружкова, заведующего Отделом науки Агитпропа ЦК ВКП(б) Ю.А. Жданова и главного ученого секретаря АН СССР А.В. Топчиева, в печати велась шумная «борьба» с «безродным космополитизмом» в лингвистике, с рецидивами «буржуазной» компаративистики, а главное — за окончательное главенство «марксистского учения о языке» академика Н.Я. Марра. Поскольку заведующим Агитпропом и главным редактором «Правды» был в это время секретарь ЦК ВКП(б) М.А. Суслов, то эта промарровская кампания, без сомнения, велась с его санкции. И хотя у меня нет непосредственных доказательств того, что кампания началась по прямому указанию Сталина, сомнений и о его осведомленности на этот счет быть не может. В то время ни один заметный идеологический или пропагандистский шаг не мог быть сделан без ведома генерального идеолога. Если же такое случалось по недомыслию или самоуверенности, то наказание следовало незамедлительно. Без ведома Сталина тем более не решились бы действовать такие вышколенные функционеры, как Суслов или Кружков. Ю. Жданов, сын известного члена Политбюро А.А. Жданова и уже почти зять «самого» Сталина, буквально накануне этих событий неосмотрительно кинул пробный камень в адрес другого сталинского выдвиженца и любимца селекционера-биолога народного академика Трофима Лысенко. Сталин лично одернул сына ближайшего соратника, и тот поспешил откреститься от поспешной инициативы. По давнему неписаному правилу любая важная инициатива должна была исходить от «самого».

Конечно же, работники Агитпропа ЦК ВКП(б) действовали тогда в плановом порядке, проводя послевоенные профилактические мероприятия во всех идеологических областях, не забыли и о лингвистике. О серьезности заранее спланированной кампании говорит докладная записка Агитпропа на имя М.А. Суслова, датируемая по входящему штампу на документе 10 ноября 1949 года, подписанная В. Кружковым и Ю. Ждановым:

«Секретарю ЦК ВКП(б) тов. Суслову М.А.

Отдел пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) в течение 1949 года провел проверку научной работы в области языковедения в Академии наук СССР, в академиях союзных республик и местных научно-исследовательских учреждениях. Проверка показала, что вопросы марксистско-ленинского языковедения разрабатываются неудовлетворительно, наблюдается активизация враждебного материалистическому языковедению направления, представители которого пытаются сохранить в неприкосновенности основы буржуазной науки о языке, научная работа оторвана от практических задач развития языка и письменности народов СССР.

С целью привлечения научной общественности к обсуждению положения в области языковедения в газете „Культура и жизнь“ были помещены статьи т.т. Берникова и Брагинского „За советское марксистско-ленинское языкознание“ и т. Сердюченко „Об одной вредной теории в языкознании“. Эти статьи вызвали широкий отклик советской общественности и были обсуждены в институтах Академии наук СССР, в академиях союзных республик, в высших учебных заведениях и на страницах советской периодической печати.

В итоге обсуждения положения в области советского языкознания в институтах Академии наук СССР Президиума Академии наук СССР принял постановление о мерах улучшения языковедческой работы и, в частности, об организации постоянного Комитета языка и письменности народов СССР, о проведении сессий, посвященных вопросам разработки научного наследства акад. Марра и вопросам научной работы в области практических задач развития языка и письменности народов СССР, об издании работ акад. Марра и об учреждении золотой медали и медали его имени за лучшие работы в области языковедения.

ЦК КП(б) Армении принял решение о состоянии научно-исследовательской работы в области языковедения, в котором была разоблачена группа языковедов из Академии наук Армянской ССР, стоящих на позициях буржуазной науки и выступающих против учения акад. Марра.

С целью завершения работы по рассмотрению положения в области советского языковедения и подготовки предложений по улучшению научно-исследовательской работы в этой области ЦК ВКП(б) считал бы целесообразным провести в Отделе пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) совещание ученых языковедов Москвы, Ленинграда и Союзных республик.

Предлагаем следующий порядок дня совещания.

Общее положение в советском языковедении — докладчик ученый секретарь Президиума Академии наук СССР проф. Толстов С.П.

Состояние и задачи научно-исследовательской работы в области изучения русского языка — докладчик заместитель директора Института русского языка проф. Филин Ф.П.

Состояние и задачи научно-исследовательской работы в области развития языков и письменности народов СССР — докладчик сотрудник Института языка и мышления Академии наук СССР, член-корреспондент Академии наук СССР Дмитриев Н.К.

Возможный срок созыва совещания 15–20 ноября с.г.; число участников 20 человек. Просим Вашего согласия.

В. Кружков. Ю. Жданов»[300].

По существу, перед нами бюрократический отчет о проделанной аппаратной работе по закручиванию очередных идеологических «гаек» в области лингвистики. Эта работа должна была закончиться новой волной репрессий против упрямствующих традиционалистов, а главное, серьезными кадровыми изменениями. На смену более терпимым марристам должны были прийти более жесткие и, добавим, менее грамотные и талантливые. Не случайно в числе участников совещания и докладчиков в записке совсем не упоминается академик И.И. Мещанинов — непременный секретарь Отделения языка и литературы АН СССР и директор Института языка и мышления им. Н.Я. Марра. Примерно по той же схеме протекали кампании в других областях, в частности в биологии, физиологии, истории, литературной критике и т. д. Сначала печатались застрельные и, как правило, злобно-обличительные статьи, затем «объективности» ради давали покаянные публикации разоблаченных «вредителей», «очернителей», «буржуазных прихвостней» и т. д. После этого публиковались одобрительные отзывы на «справедливую» критику, затем безошибочно «разоблачали» группу злостных тайных врагов очередного «марксистско-ленинского» учения, затем организовывались совещания, на которых делались окончательные идеологические и административные выводы. Судя по записке В. Кружкова и Ю. Жданова, с одобрения высшего руководства к ноябрю 1949 года начальные этапы стандартной промарровской языковедческой кампании были успешно пройдены. В записке почему-то не упоминается о том, что кампания началась и была поддержана статьями в «Правде», которые систематически публиковали сначала в январе, а затем в сентябре 1949 года. И уже затем эту кампанию подхватили «Литературная газета» и «Культура и жизнь». Возможно, напоминать об этом главному редактору «Правды» (товарищу Суслову) не имело смысла. Обратим внимание и на то, что в записке говорится о необходимости проведения в ноябре того же 1949 года итогового совещания, назывались фамилии главных докладчиков и возможное число участников. Хотя записка была подана в начале ноября, но, хорошо зная, как медленно разворачивалась советская партийно-бюрократическая машина, можно предположить, что помимо названных докладчиков уже были неофициально проинформированы другие будущие участники совещания (те самые двадцать человек) из Москвы, Ленинграда и союзных республик. Эта деталь важна тем, что она объясняет промарровский уклон большинства статей, поступивших в начале дискуссии 1950 года в редакцию «Правды». Не исключено, многие ее потенциальные участники предполагали, что вместо узкого совещания в ЦК высшее руководство страны решило придать новой промаровской кампании государственный размах. Неудивительно, что, когда потребовалось получить антимарровские статьи, от до смерти запуганных традиционалистов-компаративистов, то партийному аппарату и самому Сталину пришлось провести специальную закулисную работу. Понятным становится и то, почему в подавляющем большинстве вольные и невольные участники этих событий были сначала убеждены, — официальная точка зрения на Марра и его учение осталась непоколебимой, то есть власть поддерживала и продолжает поддерживать марризм. Да и попробуй в этом сомневаться, если в течение всего 1949 года Отдел агитации и пропаганды ЦК ВКП(б) «перетряхивал» Академию наук СССР, академии союзных республик и местные научно-исследовательские учреждения, выявляя враждебные элементы, которые «пытаются сохранить в неприкосновенности основы буржуазной науки о языке». Более того, оказывается, в Академии наук Армянской ССР уже «разоблачена группа языковедов, стоящих на позициях буржуазной науки и выступающих против учения акад. Марра». Без всякого сомнения, в кругу языковедов уже стало известно о снятии с работы и возможном аресте двух крупнейших армянских лингвистов, не признающих «новое учение о языке»: академике — секретаре АН Армянской ССР Гр. Капанцяне и преподавателе Ереванского университета Гр. Ачаряне. Так что пропагандистская кампания катилась по давно обустроенной колее, ждали только сигнала, чтобы начать последний и самый главный акт. Но со дня подачи записки и до начала 1950 года никаких указаний сверху не последовало, хотя в русле подготовки к предполагаемым событиям уже упоминавшийся Г.П. Сердюченко издал брошюру в серии «Вопросы языкознания для учителя» под названием «Академик Н.Я. Марр основатель материалистического языкознания»[301].

Сердюченко, выходец с северного Предкавказья, проявлял большую идеологическую активность еще с начала 30-х годов, уже тогда уловив всю выгодность борьбы за чистоту «марксистко-ленинского языкознания» марристского толка. Конечно, к 1950 году писать и даже размышлять о космополитической идее создания единого международного алфавита и тем более языка еще было можно, но только абстрактно. Еще в конце 30-х годов пересажали и расстреляли эсперантистов и других фанатиков искусственного международного языка. К 40-му году были прекращены всякие государственные нововведения с космополитическим оттенком, связанные с внедрением латиницы взамен традиционных алфавитов народов СССР. Все они, исключая Грузию (все же родина вождя!) и Армению (для баланса, с тем чтобы не смели даже втайне обвинить его в грузинском национализме) были переведены на кириллицу. После окончания Отечественной войны встал вопрос об унификации письменности народов Прибалтики и социалистического лагеря. Начали с Монголии и очень хотели помочь в том же духе коммунистическому Китаю, в котором была общенациональная иероглифическая письменность, но не было общенационального языка. Именно Сердюченко, «этот лингвист без языка» (так его охарактеризовал Чикобава Сталину), будет направлен ЦК в конце 40-х годов в Китай для проведения реформы аналогичной монгольской, но на основе латиницы. К этому времени латиница уже не вызывала раздражения вождя, поскольку слишком многие народы, использующие ее, вошли в состав СССР и в социалистический лагерь. Совсем не случайно перед определяющим совещанием в Агитпропе ЦК Сердюченко вместо Китая оказался в Москве и, как уже говорилось выше, принял активное участие в новой антикомпаративистской кампании.

Накануне 1950 года вряд ли у кого оставались сомнения в том, что эта языковедческая кампания приведет примерно к таким же последствиям, к каким привели подобные «дискуссии», прокатившиеся в биологии, философии, физике и других науках. Некоторые из наиболее ретивых «марристов», а точнее, чиновников при науке (те же Сердюченко, Филин, Дмитриев), спешили занять наиболее жесткую позицию, сулившую большие перспективы. И вдруг все изменилось буквально в одночасье, и изменилось по воле вождя. Никакого совещания языковедов в Агитпропе ЦК так и не состоялось. На докладной записке нет никаких резолюций Суслова, но зато есть помета «Архив. Гаврилов. 4.1.50 г.» и справа роспись «А.К(отова)», которая подтверждает то, что документ в первых числах января действительно попал в архив. По этой дате можно судить о том, когда Сталин, а с ним и советская власть решительно развернулись в антимарровскую сторону — в первых числах января 1950 года.

В современном архиве Сталина (в доступной ее части) нет ни одного документа, проливающего свет на это обстоятельство. Сейчас там находится шестнадцать архивных дел, так или иначе связанных с дискуссией. Их документы охватывают период с конца декабря 1949 года по июнь 1952 года. Но основные события, ознаменовавшие собой столь решительный поворот, нашли отражение всего лишь в шести-семи делах, а сами события происходили в течение первой половины 1950 года. Остальные архивные материалы — это поздние отклики на «эпохальные» труды вождя и перепечатки его статей в различных советских и зарубежных изданиях.

В сохранившейся части библиотеки Сталина довольно много книг с дарственными надписями вождю и от него, но почти нет надписей третьих лиц, адресованных другим людям. Когда они все же встречаются, то это главным образом ближайшие родственники Сталина (дочь дарит книгу брату, тетка — племяннице и т. д.). Поэтому удивляет книга, обнаруженная мной в библиотеке Сталина, уже упоминавшегося профессора Чикобавы «Древнейшая структура именных основ в картвельских языках» (Тбилиси, 1942) с дарственной надписью от автора… Л.П. Берии. По-русски на первом чистом листе аккуратно чернилами написано: «Глубокоуважаемому Лаврентию Павловичу Берия — одна из работ, выполненная в реорганизованном Вами Институте языка. С благодарностью от автора. 16.IV.1942»[304]. Почему, когда и как эта книга попала в библиотеку Сталина? Очень специальный труд объемом почти 350 страниц напечатан на грузинском, но снабжен предисловием и аннотацией на русском и английском языках. Как я уже писал, Сталин до конца своих дней говорил, читал и писал на родном языке[305]. Но на книге нет помет и явных следов интереса Берии или вождя к ее содержанию. И все же подарок это не просто формальный жест автора в сторону всесильного земляка Берии. О какой реорганизации и о каком Институте языка пишет «благодарный» Чикобава? За что он его благодарит? Похоже, речь идет о Тбилисском институте языка и литературы им. Н.Я. Марра. Но сам Чикобава числился профессором Тбилисского университета им. И.В. Сталина. А какое отношение к языкознанию имел Берия? В научной литературе я не нашел пояснений на сей счет. Получается, что ученый-лингвист из Грузии А. Чикобава, избранный тогда же, в конце 1941 года, академиком АН Грузинской ССР, имел какие-то особые отношения с Берией? Похоже на то, что эти отношения сложились еще тогда, когда Берия был первым секретарем ЦК Компартии Грузии и фактически наместником всего Кавказа. Здесь интуиция Солженицына подвела: антимаррист Чикобава не был такой уж страдательной стороной, его «прикрывал» сам Берия. Последний, по каким-то причинам гораздо раньше Сталина, заинтересовался проблемами языкознания, и именно Берия обратил его внимание на Чикобаву и на антимарристские работы профессора, а значит, и на всю проблему в целом. Еще вначале 30-х годов Чикобава выступил с критикой марризма, главным образом за то, что Марр выделял абхазский язык в особую группу. У Чикобавы была собственная «национальная идея»: он всячески пытался найти родство между картвельскими (грузинскими) и абхазским языками, а с ним утвердить родство всех этносов, включенных Сталиным в Советскую Грузию. Не по душе ему было и то, что Марр находил общие истоки армянского и грузинского языков. За всеми трудами Чикобавы стояла идея этнически единой и в высшей степени самобытной Грузии, и за это его можно было причислить к грузинским националистам. Но у высоких покровителей такого желания не было, а напротив, они, не лишенные того же чувства, всячески помогали ему делать карьеру. Еще в 1938 году Чикобава опубликовал «Чанско-мингрельско-грузинский словарь», то есть издание, посвященное родному наречию Берии. В 1939 году он публикует, но опять на грузинском языке монографию «Общее языкознание (ч. II)», посвященную истории языкознания и философии языка. В ней есть специальная глава «Академик Н.Я. Марр о сущности языка», в которой Чикобава открыто, беспощадно и издевательски бьет в самые чувствительные положения теории Марра: «Четырехэлементный анализ могучее средство произвольного расчленения любого сопоставления любых слов и их частей в любых языках, если только к этому представится надобность»[306]. Так писал Чикобава в 1939 году. Откуда эта смелость, на которую не решались даже самые маститые ученые? Незадолго до войны, в 1940 году, ему удалось выступить с докладом «Проблемы языка, как предмета лингвистики, в свете основных задач советского языковедения» на годичной сессии Отделения литературы и языка АН СССР. Тогда он использовал главу из своей монографии, уже переведенную на русский язык. Однако и это выступление не имело никаких грустных последствий ни для самого Чикобавы, ни для марристов. Правда, глава «школы Марра» и руководитель Отделения литературы и языка академик И.И. Мещанинов был вынужден заявить, что четырехэлементный анализ не является универсальным методом «нового учения о языке». Этим все и ограничилось, а затем наступила война. Оттиск публикации того доклада Чикобавы также был приложен к записке Чарквиани Сталину в 1948 году. А наиболее жесткие марристы (Сердюченко и др.) не забыли Мещанинову такого компромиссного поведения.

Возвращаясь к монографии Чикобавы с посвящением Берии «Древнейшая структура именных основ в картвельских языках», отметим, что в ней автор уже без всяких экивоков подходит к проблеме анализа языка с позиций компаративистики, то есть противоположно тому, «как она обычно квалифицируется в русской и зарубежной специальной литературе (П. Услар, Н. Марр, Г. Шухардт)»[307]. Шухардт (Германия) и Услар (Россия), как и Марр, были известны в качестве пионеров критики классической компаративистики в лингвистике начала ХХ века. Судя по всему, именно член Политбюро мегрел Берия, который продолжал курировать кавказские дела, не только передал Сталину книгу, подаренную ему Чикобавой, но и, обратив внимание Сталина на проблему в целом, с его одобрения инициировал начало общегосударственного антимарровского процесса через ЦК Компартии Грузии.

Эта версия подтверждается и воспоминаниями члена-корреспондента АН СССР историка В.А. Куманева, который в 1988 году на одном из перестроечных форумов поделился со слушателями: «Вспоминается факт, рассказанный известным языковедом академиком И.И. Мещаниновым. Когда Сталин задумал провести дискуссию по вопросам языкознания, он вначале решил в ходе ее поддержать учение академика Н.Я. Марра. С Мещаниновым посоветовались. А когда его вызвали второй раз к Сталину, там сидел Берия и малоизвестный филологам Чикобава. Все переиграли. А потом „корифей науки“ заявил: „Если бы я лично не знал Мещанинова, посчитал бы его действия предательскими“»[308].

Ю. Жданов также поделился воспоминаниями, относящимися к событиям почти шестидесятилетней давности: «Берия имел косвенное отношение к дискуссии по проблемам языкознания. Именно ему профессор Арнольд Степанович Чикобава направил записку с жалобой на обстановку в этой науке, на засилие марристов, которые мешают развиваться классическому индоевропейскому языкознанию. Эта записка была передана Сталину и пущена в ход.

Честно скажу, у меня всегда был высокий интерес к работам Марра, — продолжал Жданов, — Я внутренне иронизировал над его попыткой свести все слова всех языков к четырем элементам: сал, бер, йон, рош. Но мне импонировала концепция стадиального развития языков, широта марровского подхода. У меня сложились добрые отношения с „марристами“: академиком И.И. Мещаниновым, профессором Георгием Петровичем Сердюченко и другими учеными.

Но дело здесь не ограничивалось чисто научным спором или проблемами научной этики, критики и самокритики в науке. Здесь был затронут больной нерв. Дело в том, что профессор Чикобава развивал концепцию единства кавказско-иберийских языков, включая в них кабардинский, адыгейский, абазинский, абхазский.

Бывший профессор Ростовского университета Г.П. Сердюченко, много лет работавший на Кавказе, как и все марристы, на основе стадиальных представлений, не относил абхазский язык к иберийской группе. Это обстоятельство было внесено в круг споров между грузинской и абхазской гуманитарной интеллигенцией по мотивам достаточно ясным и уже не научным, а национально-политическим. Концепция марристов содействовала суверенным устремлениям в Абхазии.

И не случайным был звонок Сталина:

— Центральной фигурой у марристов является Сердюченко.

На следующий день после звонка „центральная фигура“ явилась ко мне. Он находился в Москве в отпуске, прервав длительную командировку из Китая. В Китай его направили по просьбе правительства КНР для обсуждения вопроса огромной важности: можно ли перевести китайскую письменность на латинский алфавит?

Сердюченко рассказал мне об остроте этой проблемы. Дело в том, что в Китае существует масса диалектов, а их представителей объединяет традиционная иероглифическая письменность. В разных районах Китая одни и те же иероглифы читаются по-разному. Если перевести китайцев на фонетический алфавит, то они перестанут понимать друг друга, утратив общее иероглифическое письмо.

Выслушав рассказ Сердюченко, я спросил: каковы его планы. Он ответил, что в Москве накопилась масса дел и он вынужден задержаться. Я возразил ему: „Нет дел важнее китайской письменности. Возвращайтесь в Китай немедленно!“ Что он и сделал»[309]. Так Ю. Жданов спас «главную фигуру марристов» от участия в опасной дискуссии, хотя эта «фигура» была одной из самых слабых в научном отношении. Не отмечено также революционных изменений и в письменности Китая.

Воспоминания Ю. Жданова ставят точку в поисках инициаторов дискуссии 1950 года и одной из подспудных причин ее вызвавших. Так что к «заслугам» Берии можно отнести не только совершенствование ГУЛАГа, депортацию некоторых народов Кавказа, успехи «атомного проекта», научных «шарашек» и многое другое, но и начало процесса по развенчанию «мифа о Марре». Но если мегрелы Берия и Чикобава были склонены к грузинскому национализму, то Сталин после войны искусственно культивировал великорусский шовинизм. Не случайно, вскоре после окончания языковедческой дискуссии в Грузии началось так называемое «Мегрельское дело», которое, как считают некоторые исследователи, позволяло Сталину держать на дальнем прицеле Лаврентия Берию (а значит, и Чикобаву, добавим мы). Но эти события выходят за рамки данной книги.

Перефразируя классика мировой литературы, зададим гамлетовский вопрос: что Берии лингвистика и что он ей? Пока его архив закрыт, однозначно ответить на этот вопрос все же трудно. Можно лишь предположить, что Чикобава и грузинские партийные деятели сумел его убедить в том, что теория Марра не только несостоятельна в научном отношении, но и, исходя из новой политической конъюнктуры, крайне вредна. Особенно же она вредит грузинскому национальному самосознанию (как оно тогда ими понималось) и противоречит набравшему силу политическому курсу на великодержавность. В 1985 году престарелый Чикобава осторожно поделился очень глухими воспоминаниями о событиях 1949–1950 годов: «Весной 1949 г. мне было поручено написать статью о „стадиях развития языка“ Н. Марра… Доклад был написан по предложению тогдашнего руководителя республики — Чарквиани Кандида Несторовича, куратора 8-томного „Толкового словаря грузинского языка“ (I т. — 1950 г., VIII т. — 1964 г.)»[310]. О Берии ни слова.

Записка Чарквиани Сталину написана явно не им самим, поскольку содержит профессионально грамотные суждения и обвинения в адрес Марра. В ней представлена квинтэссенция тех претензий, которые потом были высказаны как в публикациях Чикобавы, так и в языковедческих работах Сталина и всех последующих антимарристов. Скорее всего, и эту записку составил Чикобава, а местный партийный босс лишь добавил политического «перчику». Если сопоставить стиль этой и других записок, которые тот же Чарквиани писал несколько месяцев спустя, но, по всей видимости, уже самостоятельно, то сомнения в его авторстве становятся еще более обоснованными[311].

Знакомясь с запиской Чарквиани от 27 декабря 1949 года, Сталин по ходу чтения сделал ряд помет в тексте и на полях. Чарквиани, в частности, писал:

О положении в области советского языкознания.

…знакомство с работами Марра по так называемой яфетидологии, написанными в последние годы жизни ученого, не оставляют сомнений в том, что, несмотря на все свои старания , Марр не смог по-настоящему усвоить теорию марксизма-ленинизма и применить метод диалектического материализма в лингвистике. Это и обусловило скороспелость выводов Марра по основным вопросам языковедческой науки, его механистические ошибки, его подход к языку с позиций вульгарного материализма».[312]

Я курсивом выделил тот текст, который Сталин отметил двойными вертикальными линиями на полях слева <19>. Обратим внимание на то, что в этой части записки декларируется основной идеологический тезис — теория Марра объявлялась в духе до— и послевоенных «дискуссий» механистической и вульгарно-материалистической, а сам он отлучался от марксизма. Напомню, что буквально в эти же дни в печати публично бросались обвинения в механицизме, идеализме и преклонении перед Западом всем видным лингвистам, не признававшим концепцию Марра, и даже марристам старшего поколения. В записке впервые используется та же терминология по отношению к ненавистному противнику, правда, пока еще в форме потаенного научно-политического доноса.

Следующим пунктом обвинения стал тезис о том, что Марр считал все языки классовыми, а не национальными. Автор записки процитировал соответствующее место одной из работ Марра. Этот тезис особенно заинтересовал Сталина, и он не только отметил его той же двойной вертикальной линией на полях, но поставил еще нечто вроде буквы Z вначале абзаца, а в конце — двойную скобку «))». В самом же тексте Сталин дважды подчеркнул слова «национальные языки»:

«Z Яфетидология отвергает существование неклассовых языков, говорит Марр, все языки, в их числе и национальные языки Европы и Кавказа, — еще раз повторяем, — классовые, притом классовые не в последнюю очередь, а прежде всего. Яфетидология и подходит к изучению языка, как и речи классовой, впоследствии считает неприемлемыми))».[313]

Автор записки саркастически поминал основные тезисы концепции Марра, особо напирая на ее «сомнительную» терминологию типа: «труд-магический процесс» и «труд-магическое производство». Он прошелся и по поводу первичности «кинетической речи», но Сталина вновь привлекла мысль о классовости языка в интерпретации Марра и его замечания в адрес Энгельса. Чарквиани вновь и вновь цитирует и критически комментирует высказывания Марра, а Сталин отмечает на полях двойными и одинарными вертикальными линиями: «„Товарищи! — восклицает Марр. — Нельзя же в эту пропасть тянуть марксизм против его собственной природы, против его логики и пользы не только молодежь, но нерешительно говорить о том, что внеклассового языка доселе не было. Язык был классовый с момента возникновения звукового языка, это был язык класса, завладевшего всеми орудиями производства той эпохи, в том числе и магией-производством, и отрицать руководящую роль кластеров-магов в этом деле можно, лишь перенося в те эпохи современных нам представлений и взглядов“. Нельзя сказать, чтобы Марр не чувствовал своего расхождения в этом вопросе с мнением классиков марксизма-ленинизма. Однако он настолько уверен в своей правоте, что в одном месте требует внесения поправок в „марксистскую гипотезу“ о происхождении классов, Он так и пишет: „Лингвистические выводы, которые делает яфетидология, заставляют ее самым решительным образом сказать, что гипотеза Энгельса о возникновении классов в результате разложения родового строя нуждается в серьезных поправках“».

Чарквиани передергивает марровскую характеристику: «гипотеза Энгельса» заменяется на «марксистскую гипотезу». Учел он и то, что если в самом начале 30-х годов еще можно было говорить о «гипотезе», то в самом конце 40-х следовало говорить только о «единственно верном учении». Далее автор записки «подставляет» Марра при помощи ссылок на те же самые произведения Сталина, на которые ранее марристы всегда ссылались для подкрепления своих тезисов. Но Сталина эквилибристика с его собственными цитатами явно не смущала. Он сам был большим виртуозом по этой части. Не смутил его и вывод Чарквиани, который тот сделал из одних и тех же цитат вождя: нет никаких классовых языков, а есть единый национальный язык. «Таким образом, вопреки Марру получается, что вся нация, состоящая при капитализме из различных классов, имеет один язык»[314]. Таков главный вывод записки и основной вывод будущей работы Сталина.

После этого автор предъявил Марру целый список самых тяжких для того времени политических обвинений:

— он «льет воду на мельницу расистов, в том числе и современных англо-американских империалистов»;

— напоминая о сути стадиальной концепции развития общечеловеческого языка, автор подчеркивает, что высшей стадией, по Марру, являются «индоевропейские» и «семитические» языки, вышедшие из стадии «яфетической», а все остальные объявляются «окаменевшими» и «пережиточными».

Не будем заниматься доказательствами того, что и так очевидно: на самом деле все работы Марра — это гимн (иногда преувеличенный) грузинскому и другим кавказским языкам и культурам. Марр действительно считал, что древнеармянский и древнегрузинские литературные языки намного ближе друг к другу, чем разговорный новогрузинский или новоармянский к своим предкам. Почему-то никого не смущает, когда заявляют, что письменный церковно-славянский язык ближе к древнерусскому, к древнеболгарскому и древнесербскому языкам, чем современные русский, болгарский и сербский. В среде армянских и грузинских интеллектуалов всегда находились яростные деятели, отрицавшие какое-либо родство и даже взаимовлияние двух тесно живущих народов. Марр же был автором первых работ, посвященных грамматике древнеармянского и древнегрузинского языков[315], и поэтому лучше других понимал, о чем идет речь.

Прочитав этот текст, Сталин вновь стал делать отметки: «Отвергнув сравнительно-исторический метод в исследовании как „формальный“ Марр вместо него выдвинул метод палеонтологического анализа». Сведя палеонтологический метод к четырехэлементному, Чарквиани (или Чикобава?) далее писал: «Не подлежит сомнению, что именно палеонтологический метод Марра является чисто формальным, схематическим методом и применение его в науке не может дать положительных результатов». И еще раз буквально через строчку автор обозвал палеонтологический метод Марра страшным для того времени словом «формальный», и вновь Сталин подчеркнул это положение. И его он вспомнит, когда приступит к своей работе. Здесь же он отметил на полях цитату из своей давней речи о том, что когда-нибудь в будущем, при всемирной диктатуре пролетариата, исчезнут старые нации и национальные языки, но пока продолжается этап роста наций и развитие их языков. На этом «обвинительный» перечень, предъявляемый покойнику, не заканчивался. В следующем пункте утверждалось:

«В практической работе по разрешению некоторых важных вопросов культурного строительства Марр неоднократно выступал с позиций космополитизма, требуя, чтобы народы жертвовали своими национальными интересами и культурными ценностями во имя общечеловеческой культуры. Так было, например, в вопросе о введении нового алфавита для многих национальностей советского общества. Известно, что Марр обосновывал необходимость введения латинского алфавита для всех советских народов, не имеющих письменности или пользовавшихся арабским алфавитом. Благодаря его стараниям абхазская письменность была переведена на чуждый для абхазского языка латинский алфавит». Надеюсь, читатель помнит, как на самом деле Марр относился к абхазской письменности? Больше того, патетически восклицал Чарквиани, Марр требовал перевести на латинский алфавит армянскую, грузинскую и даже русскую письменность. «Этот низкопоклоннический взгляд на роль латинского алфавита был целиком опрокинут последующим развитием культурного строительства в Советском Союзе», поскольку все народы СССР «отвергли» как арабский, так и латинский алфавиты и перешли на русскую кириллицу (исключая Армению и Грузию). Марр обвинялся, по существу, в том, что, скончавшись в 1934 году, еще в период остаточного увлечения идеями мировой пролетарской революции и интернационализма, он не смог посмертно перестроиться и встать на новый курс национал-патриотизма как всесоюзно-русского, так и местного грузинского.

Завершал записку Чарквиани большой пассаж в характерном духе сталинского «объективизма». После серии грубых политических обвинений и оскорблений бросалось несколько одобрительных фраз, но уже по частным проблемам, к которым питал особое пристрастие сам обличитель. Сталин различными способами отметил и их. Для будущей своей работы он многое позаимствует из этой записки, хотя и сгладит ее прямолинейный стиль политического доноса, а национализм местечково-грузинский переведет в русло национализма псевдо-великодержавного. Даже о положительных моментах научных исследований Марра он будет писать примерно в том же духе: «Несмотря на необоснованность и неприемлемость языковедной теории Марра, мы далеки от того, чтобы отвергать все его научное наследие. Академик Марр вошел в историю как крупнейший ученый-кавказовед. Он выполнил огромную работу по языкознанию и изучению письменных документов и памятников материальной культуры, легших в основу работы для построения научной истории грузинского, армянского и других народов Кавказа. Его большая заслуга заключается в том, что так называемые яфетические народы: родственные друг другу хетты, пелазги, этруски, иберы — внесли огромный вклад в созидание мировой культуры. Хотя Марр в последние годы жизни, в соответствии со своей языковедной теорией, стал отрицать этническое родство этих народов, тем не менее его прежние работы по этим вопросам не утратили своего значения.

Особенно велика роль Марра в изучении и издании грузинских и армянских письменных памятников, в воспитании кадров историков и лингвистов». Если весь предыдущий абзац Сталин просто отчеркнул на полях, то последний абзац выделил двумя косыми вертикальными линиями.

Эту работу должны были бы провести научно-исследовательские учреждения, специально занимающиеся вопросами языкознания. Однако руководители их в большинстве случаев сами являются („слепыми“, добавил Сталин поверх строчки. — Б.И.) последователями Марра и принимают все его положения как догму. Так обстоит дело, например, в Институте языка и мышления им. Марра в Академии наук СССР. Руководящий работник института проф. Сердюченко, проявляющий наибольшую активность в этом учреждении, в своих многочисленных статьях объявляет буржуазными учеными всех, кто не согласен с Марром. При этом он не приводит каких-либо доказательств в подтверждение правильности теории Марра и в обоснование тяжких обвинений, предъявленных языковедам»[316]. Текст, выделенный курсивом, Сталин каждый раз двумя линиями отчеркнул на левых полях.

Подчеркнутые фразы: «Академик Марр вошел в историю как крупнейший ученый-кавказовед» и что «Необходимо по справедливости оценить научное наследие Марра, взять оттуда все, что пригодно для советской исторической и языковедческой науки, и отбросить все, что противоречит марксизму-ленинизму», почти теми же словами войдут в качестве заключительных в основную статью Сталина «Относительно марксизма в языкознании».

Сталин также на первых порах пытался отделить Марра от марристов.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.

Продолжение на ЛитРес

Чикобава когда и как это было

Чикобава

Чикобава, Арнольд Степанович

Ссылки

См. также

Смотреть что такое «Чикобава» в других словарях:

Чикобава, Арнольд Степанович

Содержание

Биография

Основные труды

Монографии

Статьи

Примечания

Ссылки

Смотреть что такое «Чикобава, Арнольд Степанович» в других словарях:

Чикобава когда и как это было

Берия — Чикобава — Сталин: мотивации

Читайте также

Берия и Сталин

Глава девятая СТАЛИН И БЕРИЯ

«Берия, Берия вышел из доверия?»

Тема II Немного о книге «Сталин и Берия — Военные преступники», а также об «активистах» из Интернета

ИОСИФ ВИССАРИОНОВИЧ СТАЛИН. Этот повар умеет готовить только острые блюда, или Товарищ Сталин любил пошутить

Глава 9 СТАЛИН И БЕРИЯ

Сталин, Ежов, Берия

Мотивации и психология

Сталин — Чикобава

Глава 2. Сталин и Берия

2.8. Реконструкция мотивации автора

Глава 3. Сталин народный и Сталин интеллигенции