Давид Самойлов (1920–1990)
А как бы ты объяснил, кто такой — поэт?
В третьем тысячелетье
Автор повести
О позднем Предхиросимье
Позволит себе для спрессовки сюжета
Небольшие сдвиги во времени —
Лет на сто или на двести.
В его повести
Пушкин
Поедет во дворец
В серебристом автомобиле
С крепостным шофёром Савельичем.
За креслом Петра Великого
Будет стоять
Седой арап Ганнибал —
Негатив постаревшего Пушкина.
Царь
Примет поэта, чтобы дать направление
Образу бунтовщика Пугачёва.
Он предложит Пушкину
Виски с содовой,
И тот не откажется,
Несмотря на покашливание
Старого эфиопа.
— Что ж это ты, мин херц? —
Скажет царь,
Пяля рыжий зрачок
И подёргивая левой щекой.
— Вот моё последнее творение,
Государь, —
И Пушкин протянет Петру
Стихи, начинающиеся словами
“На берегу пустынных волн…”
Царь пробежит начало
И скажет:
— Пишешь недурно,
Ведёшь себя дурно, —
И, снова прицелив в поэта рыжий зрачок,
Добавит: — Ужо тебе.
Он отпустит Пушкина жестом,
И тот, курчавясь, выскочит из кабинета
И легко пролетит
По паркетам смежного зала,
Чуть кивнувши Дантесу,
Дежурному офицеру.
— Шаркуны, ваше величество, —
Гортанно произнесёт эфиоп
Вслед белокурому внуку
И вдруг улыбнётся,
Показывая крепкие зубы
Цвета слоновой кости.
Читатели третьего тысячелетия
Откроют повесть
С тем же отрешённым вниманием,
С каким мы
Рассматриваем евангельские сюжеты
Мастеров Возрождения,
Где за плечами гладковолосых мадонн
В итальянских окнах
Открываются тосканские рощи,
А святой Иосиф
Придерживает стареющей рукой
Вечереющие складки флорентинского плаща.
Дом-музей
Потомков ропот восхищённый,
Блаженной славы Парфенон!
Заходите, пожалуйста. Это
Стол поэта. Кушетка поэта.
Книжный шкаф. Умывальник. Кровать.
Это штора — окно прикрывать.
Вот любимое кресло. Покойный
Был ценителем жизни спокойной.
Это вот безымянный портрет.
Здесь поэту четырнадцать лет.
Почему-то он сделан брюнетом.
(Все учёные спорят об этом.)
Вот позднейший портрет — удалой.
Он писал тогда оду «Долой»
И был сослан за это в Калугу.
Вот сюртук его с рваной полой —
След дуэли. Пейзаж «Под скалой».
Вот начало «Послания к другу».
Вот письмо: «Припадаю к стопам. »
Вот ответ: «Разрешаю вернуться. »
Вот поэта любимое блюдце,
А вот это любимый стакан.
Завитушки и пробы пера.
Варианты поэмы «Ура!»
И гравюра «Врученье медали».
Повидали? Отправимся дале.
Годы странствий. Венеция. Рим.
Дневники. Замечанья. Тетрадки.
Вот блестящий ответ на нападки
И статья «Почему мы дурим».
Вы устали? Уж скоро конец.
Вот поэта лавровый венец —
Им он был удостоен в Тулузе.
Этот выцветший дагерротип —
Лысый, старенький, в бархатной блузе —
Был последним. Потом он погиб.
Здесь он умер. На том канапе.
Перед тем прошептал изреченье
Непонятное: “Хочется пе. ”
То ли песен? А то ли печенья?
Кто узнает, чего он хотел,
Этот старый поэт перед гробом!
Лирика Пушкина как отражение многогранности личности поэта
Поэт не человек, он только дух-
Будь слеп он, как Гомер,
Иль, как Бетховен, глух,-
говорит А. Ахматова в своем стихотворении об особом, обостренном восприятии поэтом мира. Не смотря на внешнее, физическое ослепление и оглушение, остаются внутреннее зрение и слух, ибо «поэт не человек, он только дух».
У какого поэта есть свой преимущественны
й жанр. Жуковский писал «средневековые баллады», и его недаром называли «балладником». Батюшков предпочитал античность и сочинял элегии и эклоги.
Сначала поражает широта самой действительности, нашедшей отклик и отражение в его стихах. «От заоблачного Кавказа и картинного черкеса до бедной северной деревушки с балалайкой и трепаком у кабака – везде, всюду: на модном бале, в избе, в степи, в дорожной кибитке – все становится его предметом»[14].
Потом открывается духовная перспектива его лирики. «На всё, что ни есть во внутреннем человеке, начиная от его высокой и великой черты до малейшего вздоха его слабости и ничтожной приметы, его смутившей, он откликнулся так же, как откликнулся на всё, что ни есть в природе видимой и внешней»[15].
Гоголь первым заговорил об «энциклопедичности» поэзии Пушкина, не называя, впрочем, этого слова.
Пушкинское эхо было не простое, не механическое. Тут особая акустика, подчиненная законам истины, добра и красоты.
«Влиянье красоты» определяет и тон поэзии Пушкина, ее гармонию, величавость, отчуждение от всего суетного – все то, что нашло отражение в крылатой формуле: «Служенье муз не терпит суеты;/ Прекрасное должно быть величаво…» (II, 246).
Пушкинское «эхо» оживало только тогда, когда «слышалось» в мире присутствие красоты.
Это было удивительное эхо. Оно не на все и не всегда «откликалось». Иногда пушкинское «эхо» молчало, сколько бы ни вызывали его внешние причины.
И не потому, что Пушкин «не хотел» отзываться, а потому, что он не мог и даже не знал, как можно откликнуться на то, в чем не было ни величия, ни простоты, ни правды. В поэзии Пушкина нет никаких откликов на трагедию последних лет его жизни.
Гармония, к которой тяготел Пушкин, не мешала ему улавливать демонические начала жизни (так, вслед за «Мадонной» он написал стихотворение «Бесы»). Лирика Пушкина поражала воображение современников соей противоречивостью, совмещением «полярных начал». «Не надо забывать, однако ж, что из смешения противоположностей состоит весь поэтический облик Пушкина»[19].
Пушкин был «всевышней волею Зевеса наследник всех своих родных». Он создал тему счастливого ученичества.
Но Пушкин был не ученик, а юный гений. Он видел в работах своих учителей больше, чем видели они сами.
Так, в одном из писем Пушкин говорит, что «кумир Державина» на три четверти свинцовый и лишь одну четверть золотой (X, 114):
Так! – весь я не умру, но часть меня большая,
От тлена, убежав, по смерти станет жить…
В этом отрывке лишь начало первой строки («Так! – весь я не умру») может быть названа «золотой». Все остальное звучит тяжело и нескладно.
Пушкин как бы переплавил эту строку, перечеканил ее, и она вся стала «золотой»:
Нет, весь я не умру – душа в заветной лире
Мой прах переживет и тленья убежит…
Слово у Пушкина стало легким и певучим, сверкнуло, как стрела и драгоценность.
Такой же качественный анализ производил Пушкин и в стилях современной литературы.
Он пришел в поэзию, когда классицизм считался «устаревшим», когда уже сентиментализм становился старомодным…
Сознательно или бессознательно, но Пушкин возвращался к стилям минувших эпох, преобразовывая, как это отметил Белинский, стих своих предшественников.
В его поэзии возникли такие, казалось бы, архаичные жанры, как ода в двух ее главных формах – гражданская и духовная.
В 1831 году, когда в европейской печати гремела очередная антирусская компания, Пушкин написал стихи «Клеветникам России», гражданскую оду, эхо 1812 года:
И ненавидите вы нас…
За что ж? ответствуйте: за то ли,
Что на развалинах пылающей Москвы
Мы не признали наглой воли
Того, под кем дрожали вы?
За то ль, что в бездну повалили
Мы тяготеющий над царствами кумир
И нашей кровью искупили
Европы вольность, честь и мир?
Влияние этой оды Пушкина на русскую социальную, историческую и публицистическую мысль на протяжении столетия было огромным. Гоголь поставил стихи Пушкина в один ряд с одами Ломоносова и Державина как классику жанра.
И не то удивительно, что Пушкин в ученические годы писал в жанрах классицизма, а то важно, что он вошел в классику его высшего жанра, будучи уже зрелым мастером.
Можно по всей справедливости сказать, что история русского классицизма осталась бы неполной без Пушкина.
Чувствительные песни и идиллии, которые некогда сочиняли сентименталисты, в пушкинские времена многим уже казались архаичными и смешными. Но сам жанр песни и идиллии в этом несколько не был виноват.
Например, «Птичка» Пушкина:
В чужбине свято наблюдаю
Родной обычай старины:
На волю птичку выпускаю
При светлом празднике весны.
Я стал доступен утешенью;
За что на Бога мне роптать,
Когда хоть одному творенью
Я мог свободу даровать!
Сколько было стихов написано о птичке, выпущенной на свободу. Но классикой жанра стало это стихотворение Пушкина. История русского сентиментализма (точно так же, как история русского классицизма) остается неполной без Пушкина.
Вместо эпиграфа:
Это январь. Зима,
Согласно календарю.
Когда опротивеет тьма.
тогда я заговорю.
(из стихотворения И. Бродского «Натюрморт»)
Мысли – наблюдения внешние. Стихотворения – наблюдения внутренние. Итак, день 23.01.07г:
Мысль 1 : на любом пути нужно оглядываться по сторонам, даже если это путь к совершенству.
(Будда)
Ст.1:
10
Мать говорит Христу:
— Ты мой сын или мой
Бог? Ты прибит к кресту.
Как я пойду домой?
Как ступлю на порог,
не поняв, не решив:
ты мой сын или Бог?
То есть, мертв или жив?
Он говорит в ответ:
— Мертвый или живой,
разницы, жено, нет.
Сын или Бог, я твой.
(из стихотворения И.Бродского «Натюрморт»)
Мысль 2: Удачи в переходе границ! Будьте счастливы, нарушая, и будьте бдительны, когда нарушают другие.
(Ерофеев)
Ст. 2:
Аста ла виста
тот, кто украдкой внушал, что снегурочка я,
вовсе не прав был. но мерзла, и ветры свистели.
предрешено: ухожу в альма-матер метели,
мелом на белом черкнув: «не ищи тчк».
baby, мой выход. прости, я уже не вольна
остановить серпантина цветные спирали.
что нам ухабы смертельно-опасного ралли,
пусть захлестнет нелюбви ледяная волна!
может, хотелось бы. но не заплакать в мороз.
лучше дождаться апреля, и в срок свой растаять,
чтобы в слепящих лучах, поспешая за стаей,
считывать азбукой брайля штрихкоды берез.
(К сожалению, автора не помню, но точно со Стихиры)
3. Мысль – «рыба» (из терминологии домино): давайте судить художников по тем законам, какие они сами себе поставили.
(А.С. Пушкин)
Ст. 4 (не могу удержаться!):
Мысль 4: «И почему это после ночи ВСЕГДА наступает день?»
«Ты не жалеешь, глядя на те самолёты, что отрываются от взлётной полосы без тебя?»
Фредерик Бегбедер
Пора. Я готов начать.
Неважно, с чего. Открыть
рот. Я могу молчать.
Но лучше мне говорить.
людях. Они умрут.
Все. Я тоже умру.
Это бесплодный труд.
Как писать на ветру.
Кровь моя холодна.
Холод ее лютей
реки, промерзшей до дна.
Я не люблю людей.
Внешность их не по мне.
Лицами их привит
к жизни какой-то не-
покидаемый вид.
Что-то в их лицах есть,
что противно уму.
Что выражает лесть
неизвестно кому.
Пыль. И включенный свет
только пыль озарит.
Даже если предмет
герметично закрыт.
(из стихотворения Бродского «Натюрморт»)
Мысль 5: «Где торгуют песком для песочных часов?»
Латур
Мысль 6: «Where are we going from here?»
Candice Night
Ст. 7:
* * *
Так отлетают темные души.
— Я буду бредить, а ты не слушай.
Побудь же со мною теперь подольше.
Помнишь, мы были с тобою в Польше?
— А голос совсем такой, как прежде.
— Знаешь, я годы жила в надежде,
Ни громов Гомера, ни Дантова дива.
Скоро я выйду на берег счастливый:
И Троя не пала, и жив Эабани,
И всё потонуло в душистом тумане.
Я б задремала под ивой зеленой,
Да нет мне покоя от этого звона.
Или идет священник с дарами?
А звезды на небе, а ночь над горами.
Другие статьи в литературном дневнике:
Портал Стихи.ру предоставляет авторам возможность свободной публикации своих литературных произведений в сети Интернет на основании пользовательского договора. Все авторские права на произведения принадлежат авторам и охраняются законом. Перепечатка произведений возможна только с согласия его автора, к которому вы можете обратиться на его авторской странице. Ответственность за тексты произведений авторы несут самостоятельно на основании правил публикации и российского законодательства. Вы также можете посмотреть более подробную информацию о портале и связаться с администрацией.
Ежедневная аудитория портала Стихи.ру – порядка 200 тысяч посетителей, которые в общей сумме просматривают более двух миллионов страниц по данным счетчика посещаемости, который расположен справа от этого текста. В каждой графе указано по две цифры: количество просмотров и количество посетителей.
© Все права принадлежат авторам, 2000-2021 Портал работает под эгидой Российского союза писателей 18+
Поэт не человек он только дух будь слеп он как гомер иль как бетховен
Стучит мороз в обочья
Натопленной избы.
Не лечь мне этой ночью
Перед лицом судьбы!
В луче луны высокой
Торчок карандаша.
. Легко ложится в строку
Раскрытая душа.
И радостно мне внове
Перебирать года.
. И буковками в слове
Горит с звездой звезда.
И слова молвить не с кем,
И молвить было б грех.
. И тонет в лунном блеске
Собачий глупый брех.
Ах с Эмпиреев и ох вдоль пахот,
И повинись, поэт,
Что ничего кроме этих ахов,
Охов,- у Музы нет.
За слово, что помнил когда-то,
И после навеки забыл,
За все, что в сгораньях заката
Искал ты и не находил.
И за безысходность мечтанья,
И холод растущий в груди,
И медленное умиранье
Без всяких надежд впереди,
За белое имя спасенья,
За темное имя любви
Прощаются все прегрешенья
И все преступленья твои.
Твой панцирь, желтый и блестящий,
булавкой я проткнул
и слушал плач твой восходящий,
прозрачнейший твой гул.
Теперь гуденье было густо,
и крылья поскорей
я отхватил, почти без хруста,
у самых их корней.
И обеззвученное тело
шесть вытянуло ног,
глазастой головой вертело.
И спичку я зажег,-
чтоб видеть, как вскипишь бурливо,
лишь пламя поднесу.
Так мучит отрок терпеливый
чудесную осу;
так, изощряя слух и зренье,
взрезая, теребя,-
мое живое вдохновенье,
замучил я тебя!
Из комнаты в сени свеча переходит
и гаснет. Плывет отпечаток в глазах,
пока очертаний своих не находит
беззвездная ночь в темно-синих ветвях.
А мы ведь, поди, вдохновение знали,
нам жить бы, казалось, и книгам расти,
но музы безродные нас доконали,
и ныне пора нам из мира уйти.
И не потому, что боимся обидеть
своею свободою добрых людей.
Нам просто пора, да и лучше не видеть
всего, что сокрыто от прочих очей:
не видеть всей муки и прелести мира,
окна, в отдаленье поймавшего луч,
лунатиков смирных в солдатских мундирах,
высокого неба, внимательных туч;
красы, укоризны; детей малолетних,
играющих в прятки вокруг и внутри
уборной, кружащейся в сумерках летних;
красы, укоризны вечерней зари;
всего, что томит, обвивается, ранит;
рыданья рекламы на том берегу,
текучих ее изумрудов в тумане,
всего, что сказать я уже не могу.
Урок Анны Ахматовой
Поэт всё видит, слышит, всё владеет…
—>
—>
Анна Ахматова.
«…Но в мире нет власти грозней и страшней,
Чем вещее слово поэта»
/Анна Ахматова/
Только поэт великой силы, глубокой сущности и воли мог выдержать такое гонение и противостоять всему силой своего правдивого искусства.
Анна Ахматова, еще в свои юные годы восхитившая мир своими первыми строками неподдельной, нежной и тонкой лирики, была и твердой, и непреклонной, прямой и величавой в ту грозную переломную эпоху. На ее долю выпала тяжелейшая из судеб.
Эта женщина больна,
Эта женщина одна.
Муж в могиле, сын в тюрьме
Помолитесь обо мне.
В стихах Ахматовой запечатлелись черты времени со всей его чудовищной жестокостью. Никто не сказал правды с такой горькой беспощадностью:
Семнадцать месяцев кричу,
Зову тебя домой,
Кидалась в ноги палачу,
Ты сын и ужас мой.
Все перепуталось навек,
И мне не разобрать
Теперь, кто зверь, кто человек,
И долго ль казни ждать.
И только пыльные цветы,
И звон кадильный, и следы
Куда-то в никуда.
И прямо мне в глаза глядит
И скорой гибелью грозит
Огромная звезда.
Беззащитная, но твердая, в нечеловеческих условиях, перед узаконенными преступлениями, она не только оплакивала эти черные дни, но и взяла над ними верх.
Сын Ахматовой и Гумилева Лев Гумилев был арестован дважды. В 1938 году его приговорили к пяти годам исправительно-трудовых лагерей. Гумилёв обвинялся по статьям 58-10 (контрреволюционная пропаганда и агитация) и 58-11 (организационная контрреволюционная деятельность) УК РСФСР.
Лев Гумилев, который после отбытия наказания добровольцем пошел на фронт и дошел до Берлина, снова был арестован и приговорен к десяти годам исправительно-трудовых лагерей. Все его годы заключения Ахматова пыталась добиться освобождения сына, однако, Льва Гумилева выпустили на свободу только в 1956 году.
Постановление ЦК ВКП(б) «О журналах «Звезда» и «Ленинград» клеймило Зощенко и Ахматову:
«Зощенко изображает советские порядки и советских людей в уродливо карикатурной форме, клеветнически представляя советских людей примитивными, малокультурными, глупыми, с обывательскими вкусами и нравами. Злостно хулиганское изображение Зощенко нашей действительности сопровождается антисоветскими выпадами.
Ахматова является типичной представительницей чуждой нашему народу пустой безыдейной поэзии. Ее стихотворения, пропитанные духом пессимизма и упадочничества, выражающие вкусы старой салонной поэзии, застывшей на позициях буржуазно-аристократического эстетства и декадентства, «искусстве для искусства», не желающей идти в ногу со своим народом наносят вред делу воспитания нашей молодежи и не могут быть терпимы в советской литературе».
Сейчас даже невозможно представить, что такие слова могли быть написаны нормальными в психическом смысле людьми, не обремененными совестью. Жили ли они потом в ладу с самими собой?
Сколько же силы и стойкости было в Ахматовой, чтобы пройти через все ровно, сдержанно, сумев сохранить высоту духа и достоинство. Ее мудрая поэзия, образы, исполненные духовного величия, проницательные и лаконичные, были слиты с горячим течением времени. Она писала в 1965 году: «Я счастлива, что жила в эти годы и видела события, которым не было равных».
Сама она оказалась более связанной с жизнью своего народа, чем те, кто стоял в самом центре литературной жизни. Многие из них, даже очень талантливые, опорочили свое имя данью властителям. Вопреки массовому, повальному подобострастию перо Ахматовой не вывело ни единой строки фальши.
Когда в залах союза писателей графоманы и писатели разных национальностей устраивали пышные вечера чествований, проходившие в немыслимых дифирамбах, Анна Ахматова, великий русский классик, официально отвергнутая, жила добровольной затворницей под сенью друзей.
Ни ахматовской кротости,
Ни цветаевской ярости.
Поначалу от робости,
А позднее от старости.
Не напрасно ли прожито
Столько лет в этой местности?
Кто же всё-таки, кто же ты?
Отзовись из безвестности!
А какой заботой была окружена Ахматова в доме Ардовых. Как дорожили люди не то, что дружбой, знакомством с Ахматовой.
Ахматова никогда не ответила горечью своей стране и народу. Ее высокая суть диктовала ей еще большую, горькую любовь и веру. Ахматова создала мир высокой классики, так обогативший русскую и мировую литературу. Над своей самой глубокой и значительной поэмой «Письмо без героя» Ахматова работала 22 года, и, наверное, понадобятся многие годы, чтобы разгадать эту поэму со всей глубиной ее символов.
Непоколебимая вера Ахматовой в силу слова, единственность слова, воздалась ей сторицей.
Анна Ахматова умерла 5 марта 1966 года (скончалась в один день со злодеем, пережив его на 13 лет). Похоронена на кладбище в Комарово, что под тогдашним Ленинградом. Власти планировали установить на могиле обычную для СССР пирамидку, но Лев Гумилев вместе со своими студентами построил памятник матери самостоятельно, собрав камни, где смог, и выложив стену как символ стены «Крестов», под которой стояла его мать с передачами сыну. Сначала в стене была ниша, похожая на тюремное окно, но в дальнейшем эту «амбразуру» закрыли барельефом с портретом Великой поэтессы.
—>
—>
50 лет без Ахматовой
Добавить комментарий:
|
| Sofia Perlin (USA) 31.05.2019 06:02 Фаина Раневская вспоминала: Я никогда не обращалась к ней на «ты». Мы много лет дружили, но я просто не могла обратиться к ней так фамильярно. Она была великой во всем. Я видела ее кроткой, нежной, заботливой. И это в то время, когда ее терзали. Во время войны Ахматова дала мне на хранение папку. Такую толстую. Я была менее «культурной», чем молодежь сейчас, и не догадалась заглянуть в нее. Потом, когда арестовали сына второй раз, Ахматова сожгла эту папку. Это были, как теперь принято называть, «сожженные стихи». Видимо, надо было заглянуть и переписать все, но я была, по теперешним понятиям, необразованной.
|
| Андрей Тихомиров 05.06.2019 08:49 Ахматова о Сталине: http://gazetavseti.narod.ru/nli23.pdf
|
| Ivan (US) 14.06.2019 21:32 «Поразительно не то, что она умерла после всех испытаний, а то что она упрямо жила среди нас. Величавая, гордая, светлая и уже при жизни бессмертная. Необходимо теперь же начать собирать монументальную книгу о ее вдохновенной и поучительной жизни»,- писал Корней Иванович Чуковский.
|
| Sofia Perlin (USA) 25.06.2019 18:46 Строки, изъятые цензурой из «Поэмы без героя» и распространявшиеся в самиздате: Ты спроси моих современниц, detector |