Прокомментируйте следующие высказывания и канта человек должен жить так как если бы он был свободен

Иммануил Кант о моральном законе.

Иммануил Кант — величайший философ всех времен и народов. Знаменит он, прежде всего работой «Критика чистого разума», в кото­рой совершил «коперниканский переворот» в философии, создав со­вершенно новую теорию познания. Но здесь мы остановимся на его учении о морали, где Кант также высказал много глубоких соображе­ний. В своей книге «Критика практического разума» (под практикой тут понимается учение о поведении) Кант поделил все поступки людей на моральные и легальные (законные). Если, например, ты бросаешься в воду, спасая тонущего человека, но при этом знаешь, что тонущий очень богат и щедро тебя отблагодарит, — твой поступок вполне закон­ный, ты спасаешь человека, но этот поступок не имеет никакого отно­шения к морали. Если приятель просит одолжить ему небольшую сум­му, и ты ему даешь, тебе не жалко, у тебя и так еще много остается, а при этом греешь себя мыслью, что сегодня ты ему поможешь, а завтра он тебе, — это легальный, но не моральный поступок.

Но если ты увидел тонущего человека и не знаешь, кто это, тебе не до этого, человек ведь тонет, да еще к тому же ты плохо плаваешь и вода ледяная, но ты должен помочь другому, не можешь не помочь — то это, по Канту, моральный поступок. Если у тебя просят денег, а их осталось только на один день и, если ты отдашь, то завтра сам будешь голодать, но ты не можешь не отдать, тебя же просят, — это поступок моральный. Таким образом, моральный поступок, по Канту, — это поступок, совершенный вопреки естественной склонности, то есть направ­ленный против самого себя. Пусть мне будет плохо, но я не могу не по­мочь другому, я ведь человек и не могу опуститься ниже своего досто­инства, думать сейчас о выгоде или о последствиях. Я должен поступить как человек здесь и сейчас.

Философ А. Толстых описывает диспут на моральные темы в одном из элитарных московских вузов в 1970-х. Студентам был задан про­вокационный вопрос: допустим, вы идете по берегу реки и видите, что тонут двое, причем заранее известно, что один из них — знаменитый академик, а другой — никому не известный слесарь. Кого вы будете спасать, если спасти сможете только одного? Студенты очень долго спорили, а потом решили, что спасать будут академика, от него общест­ву больше пользы. То есть подплыл к одному, спросил его — не академик ли он, извинился и поплыл к другому.

Такой спор свидетельствовал, конечно, об уровне морального идиотизма советского общества (и этот уровень мало изменился к сегодняшнему дню): студентам даже в голову не приходило, что спасать надо человека, а не академика или слесаря, спасать надо — кого сможешь.

Можно оправдаться перед другими: не смог я этого сделать — спа­сти тонущего или помочь ближнему — слаб был, струсил, опасно это, плохо плаваю, собственных детей надо кормить, куда уж тут о чужих думать и т.д. Тебя поймут, простят, но сам ты себя никогда не сможешь простить, если у тебя есть совесть. Совесть — это и есть показатель человечности.

Есть сколько угодно причин для оправдания плохих поступков, нет только никаких причин для поступков хороших, совершенных по совес­ти. Ты почему бросился в воду и спас человека? Ты почему помог ста­рушке перейти через дорогу? Нормальный человек обидится на такие вопросы. Да не почему, по совести. Когда «не почему», — тогда по со­вести. Просто ты не мог поступить иначе, потому что ты человек.

Иммануил Кант (1724-1804 гг.) всю жизнь прожил в городе Кенигсбер­ге. Родился хилым, болезненным ребенком, и врачи говорили, что он скоро умрет, однако Кант прожил восемьдесят лет, никогда особенно не болея. Это свидетельствует о том, что человека в первую очередь держит дух Если у те­бя есть дело, большое и достойное, — ты не умрешь, пока его не сделаешь А если нет дела, никакие диеты и пробежки трусцой не помогут. Кант — автор трех знаменитых «Критик»: «Критики чистого разума», «Критики практиче­ского разума», «Критики способности суждения». Эти свои основные произ­ведения он начал писать в пятьдесят лет. Работал преподавателем универси­тета, но никогда не читал свою философию, считал это нескромным. Много лет добивался должности профессора, и когда Кенигсберг был оккупирован русскими войсками, в 1758 году передал письмо российской императрице Елизавете с просьбой о профессорской должности.

В 1945 году при штурме Кенигсберга пострадал собор, возле которого похоронен Кант, однако сама могила осталась целой и невредимой

Кант пишет о двух моральных законах. Первый закон: Поступай так, чтобы максима твоей воли была основой всеобщего законодательства! То есть поступай всегда максимально по-человечески, не делая никаких уступок себе и никак не оправдывая своих слабостей, и тогда твой поступок будет законом для всех, в том числе и для тебя са­мого. В христианской этике есть норма — «поступай так, как хочешь, чтобы с тобой поступали». Правильное положение, однако, Кант не со­всем это имел в виду, ибо есть люди, которым нравится, когда с ними поступают плохо.

Второй закон: Человек всегда должен быть только целью и нико­гда не может быть средством. Нельзя использовать человека, его жизнь, его здоровье ни для каких, даже самых благородных и возвы­шенных целей. Почти никогда в истории этот закон не выполнялся, все­гда индивидуальную человеческую жизнь сильные мира сего во грош не ставили. Часто можно слышать: потерпите, пусть ваша жизнь скудна и плоха, зато следующие поколения будут счастливы. Но никогда, даже в мелочах, нельзя использовать человека как средство, для своей выгоды. Нарушая этот закон, мы убиваем в себе человеческое начало.

Кант писал, что две вещи в мире поражают и волнуют больше всего на свете: звездное небо над нами с его бесконечными пространствами и мириадами светил; и нравственный закон в человеке, делающий его свободным. Причем второе поражает намного сильнее, ибо, выполняя нравственный закон, человек становится выше законов Вселенной.

Канта в определенном смысле можно назвать мечтателем, он писал о законах морали как идеальных принципах, понимая, что никто не жи­вет, руководствуясь только совестью, что в мире торжествуют зло, на­силие, ханжество, несвобода. Но, тем не менее, Кант считал, что это не должно лишать человека воли, не должно ослаблять его стремление к максимуму человечности. Человек должен жить так, как если бы он был свободен, даже если на самом деле существует масса ограничений его свободы. Гарантом этой борьбы за человеческое достоинство, за то, что рано или поздно в мире будет господствовать совесть, является Бог. Можно сколько угодно сомневаться в существовании Бога, приводить научные аргументы, можно, наоборот, верить в Бога и тоже пытаться обосновать свою веру научно. Но мы должны, по Канту, жить так, как если бы Бог существовал. Как говорит один из героев Ф. Достоевского в «Братьях Карамазовых»: «Если Бога нет, то какой я после этого штабс-капитан?».

Источник

Лекция 7.

Этика немецкой классической философии.

Немецкая классическая философия является кульминацией раз­вития европейского рационализма. Соответственно, и эпический ра­ционализм достигает в начале XIX в. наивысшей точки. От изучения внешнего мира — сверхъестественного (Бог) и естественного (Приро­да) — разум перешел к анализу собственной внутренней структуры, занявшись этико-философской рефлексией. Впервые были сделаны попытки обосновать автономное существование морали как самодос­таточного принципа, не зависящего от социальной среды и жизненно­го опыта личности. И.Кант (1724-1804) в «Критике чистого разума», «Критике прак­тического разума», «Основах метафизики нравственности» разделил все структуры сознания на два типа:

1) изначально доопытно (априори) данные человеку способности познания (восприятие, суждение и др.), в том числе и всеобщий нравственный закон — категорический императив;

Полученное на протяжении жизни из опыта (апостериори) знание, в том числе и гипотетический императив, обусловленный воспитанием, исторической эпохой, окружающей человека реальностью.Сущность морали сводится к вечному и неизменному категори­ческому императиву, требующему безусловного выполнения. Две наиболее известные его формулировки следующие: 1) «поступай только согласно такой максиме (правилу), руководствуясь которой, ты в то же время можешь пожелать, чтобы она стала всеобщим зако­ном»; 2) «поступай так, чтобы ты всегда относился к человечеству и в своем лице, и в лице всякого другого как к цели, и никогда не отно­сился бы к нему только как к средству».

Исходя из того, что моральный закон обладает абсолютной необходимо­стью, Кант приходит к выводам, что он тождествен любой чистой (доброй) воле, выступает как долг и совпадает со всеобщей формой законодатель­ства, ограничивающего максимы поведения условием их общезначимо­сти, самоценности человечества в лице каждого индивида и автономности его воли. Истинность нравственного закона подтверждается постулатом свободы. Свобода человеческих поступков не отменяет их необходимости, они существуют в разных отношениях, в разных, не пересекающихся меж­ду собой плоскостях. Нравственность дана человеку постольку, посколь­ку он является разумным существом и принадлежит миру свободы.

Иммануил Кант высказал много глубоких сообра­жений в своем учении о морали. Так, все поступки людей Кант в своей книге «Критика практического разума» (под практикой пони­малось учение о поведении) поделил на моральные и легальные (за­конные). Если, например, ты бросаешься в воду, спасая тонущего человека, но при этом знаешь, что тонущий очень богат и щедро тебя отблагодарит, — твой поступок вполне законный, но не имеет никакого отношения к морали. Если приятель просит одолжить ему небольшую сумму, и ты ему даешь, тебе не жалко, у тебя и так еще много остается, а при этом греешь себя мыслью, что сейчас ты ему поможешь, а завтра он тебе, — это легальный, но не моральный по­ступок.

Но если ты увидел тонущего человека и пытаешься помочь ему, ибо должен помочь другому, не можешь не помочь — то это, по Канту, моральный поступок. Если у тебя просят денег, а их осталось только на один день, и если ты отдашь, то завтра сам будешь голо­дать, но ты не можешь не отдать, тебя же просят, — это поступок моральный.

Таким образом, моральный поступок, по Канту, — это посту­пок, совершенный вопреки естественной склонности, то есть на­правленный против самого себя. Пусть мне будет плохо, но я не могу не помочь другому, я ведь человек и не могу опуститься ниже своего достоинства, думать о выгоде или о последствиях. Я должен здесь и сейчас поступить как человек.

Можно оправдаться перед другими: не смог я этого сделать — спасти тонущего или помочь ближнему — слаб был, струсил, опасно это, плохо плаваю, собственных детей надо кормить, куда уж о чу­жих думать и т. д. Тебя поймут, простят, но сам ты себя никогда не сможешь простить, если у тебя есть совесть. Совесть — это и есть показатель человечности.

Кант утверждал, что мораль содержит равные требования, в равной степени предъявляемые каждому индивиду. Никакие осо­бые обстоятельства — слабая физическая конституция или социаль­ные лишения, которые определяют и, возможно, деформируют структуру мотивации, или ограничения любого другого рода — не освобождают кого-либо от принципов морали. Хотя моральная вина может смягчиться, а неудачи в реализации принципов морали иногда прощаются. Более конструктивная формулировка значения этой интуиции заключается в том, что рациональные индивиды не­зависимо от своих способностей или их отсутствия в равной мере наделены моральной волей и не только могут утверждать, что такое хорошо, но и желать этого, сообразно поступая, несмотря на огра­ниченность своих возможностей. Кант, конечно, не предполагал, что мораль означает требование одних и тех же поступков (или од­них и тех же намерений) от различных людей. Не утверждал он и того, что равенство рациональных индивидов подразумевает и ра­венство их естественных дарований. Но у каждого человека есть моральное обязательство развивать и культивировать свои способ­ности и таланты. Например, после разгрома декабристского восстания многие его участники вели себя очень странно. Так, П. Пестель — человек большого личного мужества, — будучи арестованным, на допросах назвал много фамилий людей, которые даже не были причастны к движению декабристов, видимо оправдывая для себя такое поведе­ние тем, что царское правительство, узнав о таком большом количе­стве сторонников декабристов, испугается и пойдет на реформы. Но был еще и известный декабрист М. Лунин, который вел себя очень последовательно и достойно, ни в какие переговоры не всту­пал, никаких фамилий не называл и вообще считал, что всякое до­носительство и предательство для него — вещь невозможная. «Ка­кое мне дело, — мог бы сказать он, — до царя и правительства, до того, что оно напугается и пойдет на реформы и в будущем жизнь станет легче. Какое мне дело до будущего. Ведь я сейчас погублю свою бессмертную душу, выдав кого-нибудь. Как же я буду после этого жить?» Лунин прекрасно понимал, что есть вещи гораздо более важные, чем собственная жизнь и благополучие, есть такие невидимые вещи, как честь и достоинство, невидимый материал, из которого ткется человеческое существование. Нет совести, нет любви, нет чести — и нет человека, а есть животное — с большой головой, со многими знаниями, умное, хитрое, — но животное.Есть сколько угодно причин для оправдания плохих поступков, нет только никаких причин для поступков хороших, совершенных по совести. Ты почему помог человеку? Да не почему, по совести. Когда «не почему» — тогда по совести. Просто ты не мог поступить иначе, потому что ты человек.

Кант говорит о двух моральных законах. Первый закон: Посту­пай так, чтобы максима твоей воли могла быть основой всеобщего за­конодательства! То есть поступай всегда максимально по-человече­ски, не делая никаких уступок себе и никак не оправдывая своих слабостей, и тогда твой поступок будет законом для всех, в том чис­ле и для тебя самого. В христианской религии есть моральная норма — «поступай так, как хочешь, чтобы с тобой поступали». Однако Кант не совсем это имел в виду, ибо есть люди, которым нравится, когда с ними посту­пают плохо. Категорический императив, формулируемый Кантом, есть, несомненно, определение должного как нравственного идеала. Кант неоднократно подчеркивал, что едва ли найдется такой чело­век, мотивы поведения которого полностью исключали бы воздей­ствие чувственности, то есть представляли бы собой одно лишь ап­риорное сознание долга, формулируемого категорическим импера­тивом. Нравственный закон является, с этой точки зрения, идеалом, полное осуществление которого недостижимо. Однако любое при­ближение к этому идеалу, согласно учению Канта, возможно. Человек способен руководствоваться в своих поступках нравственным законом, то есть превращать этот закон в определяющий мотив сво­его поведения. Поэтому можно сказать, что категорический импера­тив хоть и не полностью, но все же вполне осуществимый идеал. Кант настаивал на этом заключении, подчеркивая, что категориче­ский императив лишь потому и является нравственным законом, что он выполним, в то время как невыполнимое требование, несо­вместимое с природой человека, не может быть нравственным зако­ном.В этой связи Кант замечал: «Не было бы долгом стремиться к определенному действию нашей воли, если бы это действие не было возможно и в опыте. »( Кант И. О поговорке «Может быть, это и верно в теории, но не годится для практики» // Кант И. Соч.. в 6 т. Т 4 Ч. 2. М., 1965. С. 63). Если тот или иной человек уклоняется от выполнения категори­ческого императива, то причиной этого оказывается его собствен­ная субъективность, его личный произвол, а не обстоятельства, которые не зависят от его сознания и воли. Без этого была бы невоз­можна вменяемость, ответственность человека за свои поступки.

Второй закон: Человек всегда должен быть только целью и нико­гда не может быть средством! Нельзя использовать человека, его жизнь, его здоровье ни для каких, даже самых благородных и воз­вышенных, целей. Почти никогда в истории этот закон не выпол­нялся, всегда индивидуальную человеческую жизнь в грош не ста­вили сильные мира сего. Часто можно слышать: потерпите, пусть ваша жизнь скудна и плоха, зато следующие поколения будут сча­стливы. Все эти рассуждения противоречат человеческому закону. Во время Великой Отечественной войны многие города брали к датам: к 7 ноября, к 1 мая, ко дню рождения Сталина, брали, не считаясь с потерями и, как говорил писатель В. Астафьев, завалили немцев трупами. То, что наша страна потеряла во Второй мировой войне гораздо больше людей, чем Германия, многое говорит об от­ношении к человеку в советское время, да и вообще в истории России. Никогда, даже в мелочах, нельзя использовать человека как средство, для своей выгоды. Нарушая этот закон, мы убиваем в себе человеческое начало. Заканчивая книгу, Кант писал о том, что две вещи в мире пора­жают и волнуют его больше всего на свете: звездное небо над нами с его бесконечными пространствами, мириадами светил; и нравст­венный закон в человеке, делающий его свободным. Причем второе поражает намного сильнее, ибо, выполняя нравственный закон, че­ловек становится выше законов Вселенной.

Г.Ф.В. Гегель (1770-1831) в трудах «Наука логики», «Энциклопе­дия философских наук», «Философия права» также связывает мо­раль со структурами сознания.

В человеческом сознании, в рамках «философии духа», осуществляет свое самопознание абсолютная идея. «Философия духа» включает в себя три основные части: 1) «абсолютный дух» — высшие формы духовной актив­ности, с помощью которых абсолютная идея непосредственно приближа­ется к самопознанию: искусство, религия, философия; 2) «субъективный дух» — совокупность познавательных творческих способностей человека;

3) «объективный дух», который охватывает право, моральность и нравственность. При этом моральность и нравственность у Гегеля не тождественны: мораль — это область духовных ценностей, нравственность — соот­ветствующие им социальные отношения. Гегель обосновывает мораль как объективное состояние и как субъективный принцип долженст­вования, который утверждает в качестве субъекта человека. Отсюда моральная воля — это «для себя сущая свобода». Нравственность же есть действительность морали, она представляет собой всеобщий об­раз действий индивидов, в ней свобода, не переставая быть субъек­тивным принципом моральности, возвышается до действительного, объективного состояния. Если категориями морали являются «умы­сел», «вина», «намерение», «благо», «добро», «совесть», то категории нравственности — это «семья», «гражданское общество», «государст­во», то есть область гражданской этики.

Выдающийся немецкий философ полагал, что в античных теориях поведения нрав­ственное сознание индивида не отделено от политического созна­ния гражданина, им свойственна непосредственная нравственность, но не моральность; индивидуальная воля еще совпадает с нравами и обычаями, принятыми формами справедливости. Моральная точка зрения, по мысли Гегеля, в полной мере формируется только в со­временном ему буржуазном обществе. Общественное поведение от­дельного индивида, поскольку оно выходит за рамки юридического принуждения, становится делом знания и свободного морального решения.

Ступени гегелевского объективного духа должны были и факти­чески в некоторой степени соответствовали историческим стадиям развития: право — Рим, моральность — средневековье, нравствен­ность — организованное в конституционное государство граждан­ское общество, то есть современное Гегелю буржуазное общество.

Одна из главных работ Гегеля «Философия права» распадается на три части: абстрактное право, мораль, нравственность. Исход­ным пунктом права выступает свободная воля. Воплощение воли в вещах — сфера формального и абстрактного права, отношений соб­ственности. Первая заповедь права, по Гегелю, — будь юридиче­ским лицом и уважай других в качестве таковых. Раздел абстрактного права завершается анализом правонаруше­ния, то есть «преступления и наказания». Наказание — это не запу­гивание, оно играет иную роль, чем палка по отношению к собаке. В наказании осуществляется право преступника на отношение к нему как разумному и свободному существу. Далее следует переход от абстрактного права к морали. Воля личности должна проявиться не только в чем-то внешнем, но и в ее внутреннем мире. Внутренний мир личности есть мораль. Мораль­ная воля обнаруживается не в мыслях и намерениях, а и делах. Ге­гель подчеркивал деятельный характер намерения: оно приобретает значение, лишь воплотившись в поступок. Мы должны не просто хотеть чего-то великого, но и уметь добиться его, в противном слу­чае наше желание ничтожно. Лавры одного лишь хотения — сухие листья, которые никогда не зеленеют. Известно, что великие по­ступки в качестве одного из результатов дают деятельному индивиду власть, честь или славу. И часто возникает ложное представление, будто только этот внешний результат деятельности и является ее единственной целью. Таково воззрение лакеев по своей психологии, для которых не существует героев не потому, что последние не ге­рои, а потому, что первые — лакеи.

Человек имеет право делать свои потребности своими целями, при этом склонность и страсть к почестям и славе сами по себе не есть нечто дурное. И мораль не должна существовать в борьбе с соб­ственными склонностями человека, как полагал Кант. Никакое доброе намерение не может служить оправданием дур­ного поступка, тем более правонарушения. Но Гегель не формалист: при крайней беде он разрешает пойти наперекор абстрактному пра­ву. Если жизнь человека может быть спасена кражей куска хлеба, несправедливо рассматривать такой поступок как обыкновенное во­ровство, хотя этим и наносится ущерб собственности. Так возника­ет «право на неправовой поступок», «право требовать, чтобы нас не принесли в жертву праву». Границы этого «права» Гегель, разумеет­ся, не фиксировал, они слишком зыбки. Для него лишь ясно одно: принцип «fiat justitia» («пусть творится правосудие. ») не должен иметь своим последствием «pereat mundus» («. даже если погибнет при этом мир»).

Основное понятие морального сознания — добро, «абсолютная конечная цель мира». Творить добро, заботясь не только о своем благе, но и о благе других, велит нам долг. Выяснение роли долга — заслуга практической философии Канта; Гегель признавал это, но считал необходимым сказать о ней и свое критическое слово. Сла­бое место кантовского категорического императива, требующего по­ступать так, как должны поступать все, — «пустой формализм». Им­ператив был бы хорош, «если бы мы уже обладали определенными принципами, указывающими, что нам делать». По этой же причине, считал Гегель, нельзя полагаться на одну только совесть, которая «есть глубочайшее внутреннее одиночество». Совесть, говорил Ге­гель, есть порождение современного мира, предшествующие эпохи имели перед собой лишь внешние регуляторы поведения — религию и право. Когда воля как самосознание ставит себя выше всеобщего, де­лает своим принципом произвол в поступках, возникает зло. «Злая воля волит то, что противоположно всеобщности воли». Откуда бе­рется зло? Человек по природе своей ни добр, ни зол. Но как толь­ко природное в человеке соотносится с волей как со свободой и знанием этой свободы, возникает возможность как для добра, так и для зла. Ребенок или малообразованный человек в меньшей степени отвечает за свои поступки. Но полностью при этом ответственность не снимается. Паскаль справедливо напоминал о последней молит­ве распятого Христа: «Господи, прости им, ибо не ведают, что тво­рят». Эта молитва была бы излишней, если бы неведение оправды­вало поступок и совершающие его, следовательно, не нуждались бы в прощении.

Гегель своим разграничением моральности и нравственности сделал важный шаг вперед на пути исторического осмысления мо­рали c философией. Моральность он истолковывал как выражение той общественной ситуации, когда эмпирические индивиды (со всем богатством их непосредственных мотивов действия) и общест­во в целом конфронтируют между собой. Моральность является при этом формой, посредством которой индивиды относятся к общест­венному целому; это некое отношение, но оно необозримо и неосу­ществимо. Оно потому и выступает у Канта как недостижимый иде­ал. Моральность является, согласно Гегелю, формой отношения ин­дивида и общества, свойственной лишь определенной эпохе. Поэтому программа преодоления стихийного буржуазного общества включает у него также переход от моральности к нравственности.

Гегелевское изображение морали как подчиненного момента по отношению к государству идеологически обосновывает тот факт, что субъектом морали является государство. Моральное отношение, в котором находится человек, — это для Гегеля просто отношение единичного индивида к другим индивидам. На этом уровне индивид выступает как по преимуществу чувствующий субъект; речь идет о так называемых практических чувствах (радость, надежда, страх) и специальных моральных чувствах (стыд, раскаяние). Гегель призна­вал тем самым исходную эвдемонистическую основу поведения че­ловека. Но непосредственная связь индивидов друг с другом еще не становится собственно социальным отношением, ибо правовое, ре­лигиозное, нравственное содержание как раз не является чувством, оно опосредствованно рациональным знанием. Всю моральную сферу Гегель рассматривал как область непосредственности, то есть неадекватной непосредственности индивида и общественного це­лого. Он говорил, что общественная жизнь, ее историческое движе­ние не имеют ничего общего с моральными категориями. Исходя из такого понимания, Гегель осуждал моральные претензии Канта, то есть его попытку осмыслить историчность человеческого рода как моральность, принципиальное долженствование. Для Гегеля мо­ральная проблематика сводится к интеграции индивида в общество, его участию в государстве. Например, Гегель признавал французскую революцию лишь в ее наполеоновском заключительном пункте, который уже не знал событий, пробуждающих возвышенные чувства. И как раз здесь Ге­гель находил страсти, без которых, по его мнению, история не со­вершает значительных шагов. Без страсти никогда не было и не мо­жет быть совершено ничего великого. Но именно приняв форму та­кой продуктивной страсти, чувство, как полагал Гегель, выходит за моральные рамки. Исторические личности оказываются движимы­ми такими мотивами-страстями, как жажда господства, сознание власти, наслаждение командовать. Пытаться применять к ним мо­ральные понятия — это как раз Гегель и называет осуждением исто­рии с точки зрения лакея.

Этика Л. Фейербаха (1804-1872) превращает, по его собственным словам, «человека. в единственный, универсальный и высший пред­мет философии», делая его воплощением единства материального и духовного, вне конкретно-исторических условий его существова­ния. Антропологизм Фейербаха особенно ярко проявился в создан­ной им «новом религии любви», главным принципом которой он про­возгласил веру не в Бога, а в Человека как Бога для человека. В основе этой религии лежит взаимная любовь, требующая разумного самоог­раничения, бескорыстия, справедливого «распределения» счастья ме­жду людьми, когда стремление к счастью одного человека должно со­гласовываться с таким же стремлением другого. Этика Фейербаха, особенно по сравнению с авторитаризмом этики Гегеля, безусловно, носит гуманистический характер. В XX в. именно это привлекло к ней этические поиски таких движений, как хиппи, пацифисты и др.

Дата добавления: 2014-12-18 ; просмотров: 24 | Нарушение авторских прав

Источник