Я тоже когда то был один как дым

Содержание

Guf — Письмо домой
Слушать Guf — Письмо домой
Текст Guf — Письмо домой
Джером Керн и его песня Дым. переводы песен
Сергей Есенин — Не жалею, не зову, не плачу: Стих
Анализ стихотворения «Не жалею, не зову, не плачу» Есенина
Сергей Есенин — Ты меня не любишь, не жалеешь: Стих
Анализ стихотворения «Ты меня не любишь, не жалеешь» Есенина
Ну, что с того. Юрий Левитанский

Guf — Письмо домой

Слушать Guf — Письмо домой

Слушайте Письмо домой — GUF на Яндекс.Музыке

Текст Guf — Письмо домой

Есть отличный проверенный способ для передачи мыслей —
Берешь бумагу, ручку и пишешь письма.
Когда надо что-то сказать, но молчишь и злишься.
Хочешь, но боишься. Садишься и пишешь письма.

Не стоит бежать на почту искать конверт,
Клеить марку, вспоминать индекс — тоже не надо.
Достаточно написать все откровенно.
Листик спрятать и вскоре ждите результата.

Вы увидите, очень быстро адресат получит импульсы.
Посыл под корку с заложенным смыслом.
Он, скорее всего, вас даже и не вычислит,
Но сразу же поймет, что по-прежнему вы с ним.

Может это вымысел? Я пока не выяснил,
Но есть некая сила в бумаге и чернилах.
Я помню декабрь, когда весь дым осел —
Это все, что у меня было, когда люто крыло.

Представьте: зима, уютный трехэтажный домик
С бассейном, бильярдом в ближайшем Подмосковье.
На втором этаже горит лампа настольная,
Там, в комнате соломенной пишу письмо домой.

Тут момент не простой. Ну, и ладно.
Я люблю правду, а еще люблю себя оправдывать.
И может я покажусь слегка неадекватным,
Но я показываю вам, как делать не надо.

Не ругайте себя за прошлое, совсем скоро рассеется дым.
Я так хотел быть хоть раз хорошим, но опять оказался плохим.
Я с моста монетку подброшу, она исчезнет в темноте Москвы-реки.
Я так хочу быть хорошим, но не получается, прикинь.

Здравствуйте, маленькие мои, самые любимые!
Ну, вы же в курсе, что папа у вас полный дебил.
Я поступил невероятно некрасиво,
Когда слился и оставил вас на целый месяц одних.

После очередных выходных, я послушал свои мысли,
И захотелось убежать от них.
Посреди возни у меня вопрос возник:
«Притормози, кое-что надо прояснить.»

Дорогая, на этот раз удивляться нечему.
Я вернусь сразу, как только они меня подлечат.
И еще… хотел пообещать, что все будет круто.
Но не буду. Сейчас время трудное.

Хорошо, что я пишу отсюда
Всем нам на пользу пойдут эти 28 суток.
Я вас люблю больше всего на свете,
Но иногда попадаю в старые добрые сети.

Если надо, я готов объехать экватор на велике,
Ради своей микро семейки.
Вы не поверите или сделаете вид хотя бы.
Я ведь могу быть самым лучшим мужем и папой.

Уже пора бы в собственной жизни принять участие.
Девочка, если ты будешь плакать, то только от счастья.
Я вел себя ужасно и полностью согласен,
Но я нуждаюсь в еще одном последнем шансе.

Улыбнись, бусь, погрустили и хватит, все.
Я вернусь через три недели и все наладится.
И если я уже решил пойти на это сам,
Значит я хочу меняться и ты почувствуешь разницу.

Всего два абзаца, вот и все, пожалуй.
Хорошо, что это письмо я никуда не отправлю.
И вдруг я почувствовал себя гораздо лучше
Жаль только, что Айза его не получит.

Источник

Джером Керн и его песня Дым. переводы песен

Биография Джерома Дэвида Керна
Джером Керн родился на острове Манхэттен (Нью-Йорк) 27 января 1885 года, в семье немецких эмигрантов-евреев. По семейной легенде, его назвали Джером в честь расположенного неподалёку Джером-парка. Отец Керна торговал музыкальными инструментами и аксессуарами к ним. Он хотел и сына приобщить к бизнесу, однако Джером выбрал иной путь. Керн закончил музыкальный колледж в Нью-Йорке (1904) и затем продолжил обучение в Европе. Сочинённые им музыкальные номера для лондонских театров пользовались успехом. 1910: женится на Еве Лил (Eva Leale), у них родилась дочь. Вскоре Керн возвращается в Нью-Йорк, работает театральным пианистом. Отдельные песни, сочинённые Керном в 1910-х годах, приобретают популярность. 1915: Керн опаздывает на пароход «Лузитания», который должен был доставить его в Лондон. Это спасает ему жизнь. К концу 1920-х годов Керн становится известным театральным композитором, на Бродвее поставлены 16 его мюзиклов и шоу. 1925: Керн знакомится с известным либреттистом и продюсером Оскаром Хаммерстайном II; с этого момента начинается их многолетняя дружба и сотрудничество. 1927: Керн и Хаммерстайн создают гордость американского мюзикла, оперетту «Плавучий театр» (Showboat). Это лучшее произведение Керна, его постановка продолжается и в наши дни. «Песня о Миссисипи» (Ol’ Man River) из этой оперетты стала народной, многие другие музыкальные номера исполняются до сих пор лучшими певцами США. «Плавучий театр» был трижды экранизирован (последний раз — в 1951 году, с Кэтрин Грэйсон и Авой Гарднер). После грандиозного успеха «Плавучего театра» Керн заключает контракт с кинокомпанией Warner Bros. (1930) на создание звуковых киномюзиклов. Однако первый его фильм (Men of the Sky) был встречен холодно, и Керн снова возвращается к театральной музыке. Новым успехом стали мюзиклы «Music in the Air» (1932) и «Роберта» (Roberta, 1933). Первый памятен благодаря песне «The Song Is You», а во втором звучит знаменитый «Дым» (Smoke Gets In Your Eyes). «Роберту» экранизировали в 1935 году, в фильме играли Джинджер Роджерс и Фред Астер. Второе обращение к киномузыке происходит в 1935 году и оказывается более успешным. В 1936 году песня Керна «The Way You Look Tonight» для фильма «Swing Time» (также с участием Джинджер Роджерс и Фреда Астера) получила премию Оскара в номинации «за лучшую песню». В этом фильме звучали и другие прекрасные песни Керна, в том числе знаменитая «A Fine Romance». Ещё одного «Оскара» Керн получил в военный 1941 год за песню «The Last Time I Saw Paris», вставленную в фильм «Lady Be Good» (хотя эта песня была написана вовсе не для фильма). Мюзикл «Very Warm for May» (1939) успеха не имел, однако добавил в золотой фонд американской песни один из шедевров Керна: «All The Things You Are». 1939: после инфаркта Керн, по совету врачей, ограничивается киномузыкой как менее утомительным занятием. «Лебединой песней» Керна стали два киномюзикла 1944-го года. Первый из них — «Cover Girl» с Ритой Хейворт и Джином Келли. Именно там прозвучала замечательная песня «Long Ago and Far Away». Вторым стал «Can’t Help Singing» с Диной Дурбин5 ноября 1945 года в Нью-Йорке, во время одиночной прогулки, Керн упал без сознания (как позже выяснилось, инсульт). Документов у него при себе не было, поэтому Керна отправили сначала в бесплатную больницу на острове Уэлфэр и лишь спустя несколько дней, когда его нашли друзья, перевели в другую лечебницу. Оскар Хаммерстайн сидел с Керном до последнего дня, однако композитор скончался 11 ноября, так и не придя в сознание. Керн похоронен на нью-йоркском кладбище Фернклифф. Его провожали все знаменитости Голливуда, некролог прочитал по радио президент Гарри Трумэн Уже в следующем году киностудия Metro-Goldwyn-Mayer выпустила киноверсию его жизни «Пока плывут облака» (Till the Clouds Roll By).
Знаменитый «Дым» пели многие певцы, некоторые из них привносили что-то своё в содержании, поэтому тексты иногда очень сильно различаются, но мелодия Керна. Видимо, эта мелодия и не давала покоя певцам.Вот список исполнителей до 2009 года:
• Smoke Gets in Your Eyes by Tamara (November 18, 1933)
o Fumo negli occhi by Meme Bianchi (1936)
Fumo negli occhi by Gianni Morandi (1968)
Fumo negli occhi by Adriano Celentano (1984)
o Smoke Gets in Your Eyes by Teddy Wilson (1941)
o Smoke Gets in Your Eyes by The King Cole Trio (1947)
o Smoke Gets in Your Eyes by Jo Stafford (1948)
o (When Your Heart’s on Fire) Smoke Gets in Your Eyes by Joan Roberts (1956)
o Smoke Gets in Your Eyes by Earl Bostic (February 1956)
o Smoke Gets in Your Eyes by Kenny Drew (1957)
o Smoke Gets in Your Eyes by Polly Bergen (August 1957)
o Smoke Gets in Your Eyes by Ray Conniff (1958)
o Smoke Gets in Your Eyes by The Platters (1958)
o Smoke Gets in Your Eyes by Keely Smith (1959)
o Smoke Gets in Your Eyes by Joni James (1960)
o Smoke Gets in Your Eyes by Nana Mouskouri (1962)
o Smoke Gets in Your Eyes by B.J. Thomas (1968)
o Smoke Gets in Your Eyes by Gene Pitney (1970)
o Smoke Gets in Your Eyes by Blue Haze (1973)
o Smoke Gets in Your Eyes by Frank Chacksfield and His Orchestra & Chorus (1974)
o Smoke Gets in Your Eyes by Bryan Ferry (July 1974)
o Smoke Gets in Your Eyes by Serge Gainsbourg (1975)
o Smoke Gets in Your Eyes by Octopus [1] (1978)
o Smoke Gets in Your Eyes by Alan Price (1980)
o Smoke Gets in Your Eyes by Demis Roussos (1984)
o Smoke Gets in Your Eyes by Elisabeth Welch (1985)
o Smoke Gets in Your Eyes by Patti Austin (1988)
o Smoke Gets in Your Eyes by Keith Jarrett, Gary Peacock & Jack DeJohnette (1990)
o Smoke Gets in Your Eyes by Nicole & Hugo (1991)
o Smoke Gets in Your Eyes by Kiri Te Kanawa (March 16, 1993)
o Smoke Gets in Your Eyes by Elaine Paige (October 17, 1994)
o Smoke Gets in Your Eyes by Jerry Garcia Band (1995)
o Smoke Gets in Your Eyes by Victoria Williams & The Loose Band (1995)
o Smoke Gets in Your Eyes by Elaine St. George (1998)
o Smoke Gets in Your Eyes by Gene Nery (April 7, 1998)
o Smoke Gets in Your Eyes by The Slots (1999)
o Smoke Gets in Your Eyes by The Alley Cats (October 24, 2000)
o Smoke Gets in Your Eyes by Richard Clayderman (2001)
o Smoke Gets in Your Eyes by Christoph Spendel (2001)
o Smoke Gets in Your Eyes by Miguel Wiels (2002)
o Smoke Gets in Your Eyes by Caetano Veloso (May 19, 2004)
o Smoke Gets in Your Eyes by Flemming Bamse J;rgensen med Lars H.U.G. (November 14, 2005)
o Smoke Gets in Your Eyes by Denzal Sinclaire (February 7, 2006)
o Smoke Gets in Your Eyes by Deborah Cox (June 19, 2007)
o Smoke Gets in Your Eyes by Jason Donovan (November 7, 2008)
o Smoke Gets in Your Eyes by Barbra Streisand (September 25, 2009)

По материалам: http:///www.secondhandsongs.com/song/107562

В этой публикации я приведу английский вариант песни с переводом Учёного Кота
http://www.stihi.ru/avtor/z3apa3a от 15.11.2009 с согласия автора и два моих перевода с итальянского.

Smoke gets in your eyes

Ученый Кот 15.11.2009

Можно ли узнать
Что любовь пришла?
Да, откроешь ты
Что-то там внутри
Вместо пустоты

They asked me how I knew
My true love was true
Oh, I of course replied
Something here inside cannot be denied

They said someday you’ll find
All who love are blind
Oh, when your heart’s on fire
You must realize
Smoke gets in your eyes

So I chaffed them and I gaily laughed
To think they could doubt my love
Yet today my love has flown away
I am without my love

Now laughing friends deride
Tears I can not hide
Oh, so I smile and say
When a lovely flame dies
Smoke gets in your eyes
Smoke gets in your eyes

Ссылки для прослушивания:
Platters http://www.youtube.com/watch?v=vfBboBz3yoc
караоке http://www.youtube.com/watch?v=Jr4GgzUeICc&feature=related
Джанни Моранди http://www.youtube.com/watch?v=PJxCjVcj1I0

Текст песни Fumo negli occhi в исполнении итальянского певца Джанни Моранди в 1968 году.

Дым и ничего совсем
От большой любви
Остаются сны, сердце жгут они,
Только один дым.

Веришь ты в любовь,
Что навсегда она,
Но согласна ты,
Что оставишь дым
И больше ничего.

Но как жизнь прожить
С такой горечью?
Лучше в снах мне быть?
Всё умрёт и кончится.
Дым и ничего совсем
От большой любви
Останутся мне сны,
Исчезнут и они в дыму затем.

Но согласна ты, чтоб остался дым
И ничего совсем,
Остался дым.

E’fumo e niente piu
questo grande amor
sono sogni che bruciano il tuo cuor
resta solo il fumo

Tu crederai d’amar
per l’eternita
ma ti accorgerai
che ti restera
fumo e nulla piu

Ma ti accorgerai che ti restera
fumo e niente piu
fumo restera.

Artist: Gianni Morandi

Original music written by: Jerome Kern

Original lyrics written by: Otto Harbach, Mariano Rapetti

Language: Italian
First release: On audio album Gianni 5 (1968)

Ссылки для прослушивания:
http://www.youtube.com/watch?v=TKpZ4kHgFOM
https://www.youtube.com/watch?v=7fjNYMf0Nrs

Текст и перевод песни Fumo Negli Occhi в исполнении итальянского певца Адриано Челентано(1984)

Нет, я не плачу, знаешь?
Только вот оооо
Я курю и дым
Глаза мне застилает,
Всё сердце заполняет.

Нет, я не плачу, знаешь?
Хотя я знаю, что оооо
Ты меня бросаешь,
Как твёрдо заявляешь
И не вернёшься вновь.

Как жить?
Жизнь без тебя,
Я не знаю как
Буду жить?
Мне только остаётся
Тебя забыть.

Нет, я не плачу, знаешь?
Сигаретный дым
Глаза мне застилает,
Всё сердце заполняет.
Всё сердце заполняет.

No, io non piango sai
anche se io soooo
che mi lascerai
come hai detto tu
e non tornerai

Io vivr?
la vita senza te
ma come io non lo so
io vivr?
ma solamente per
dimenticare te.

Fino in fondo al cuor.

Testo originale: otto harbach
Testo italiano: mogol
Musica: jerome kern

Источник

Сергей Есенин — Не жалею, не зову, не плачу: Стих

Не жалею, не зову, не плачу,
Все пройдет, как с белых яблонь дым.
Увяданья золотом охваченный,
Я не буду больше молодым.

Ты теперь не так уж будешь биться,
Сердце, тронутое холодком,
И страна березового ситца
Не заманит шляться босиком.

Дух бродяжий! ты все реже, реже
Расшевеливаешь пламень уст
О, моя утраченная свежесть,
Буйство глаз и половодье чувств!

Я теперь скупее стал в желаньях,
Жизнь моя, иль ты приснилась мне?
Словно я весенней гулкой ранью
Проскакал на розовом коне.

Все мы, все мы в этом мире тленны,
Тихо льется с кленов листьев медь…
Будь же ты вовек благословенно,
Что пришло процвесть и умереть.

Анализ стихотворения «Не жалею, не зову, не плачу» Есенина

К началу 20-х гг. в творчестве Есенина начинают появляться философские размышления о смысле собственной жизни, тоска по безвозвратно прошедшей юности, растраченной впустую. Поэт уже испытал серьезные страдания и неудачи, он был непосредственным свидетелем бурных событий отечественной истории. В прошлом остался неудачный брак с З. Райх. Отношения Есенина с советскими властями складываются не лучшим образом. Молодой поэт серьезно задумывается о неизбежной смерти.

Немногие знают, что стихотворение «Не жалею, не зову, не плачу» (1921 г.) написано Есениным под впечатлением от лирического вступления к шестой главе «Мертвых душ». Поэт признавался, что положительные отклики на произведение должны быть в равной степени отнесены и Гоголю.

Стихотворение проникнуто печальным настроением. Всего лишь в 26 лет Есенин ощущает, что его молодость ушла навсегда. Юношеские мечты и надежды никогда не повторятся. Жизнь становится медленным «увяданьем». Автор понимает, что его чувства и желанья утратили свою силу и остроту. Он чувствует, что все реже «дух бродяжий» заставляет его совершать необдуманные поступки, которые хоть и доставляют неприятности, но позволяют жить полной насыщенной жизнью.

Прошедшие годы промелькнули очень быстро, они подобны мимолетному сновиденью. Теперь уже нельзя ничего изменить или исправить.

В финале стихотворения Есенин переходит к конкретному размышлению о смерти. Если раньше она представлялась ему чем-то далеким, не имеющим к нему никакого отношения, то теперь ее силуэт с каждым годом вырисовывается все отчетливее. Поэт понимает, что слава и известность не уберегут его от неизбежного конца, перед которым все равны. Последние строки все же более оптимистичны: Есенин благословляет высшие силы, которые позволили ему прийти в этом мир, «чтобы процвесть и умереть».

Глубоко философское произведение содержит большое количество выразительных средств. Эпитетами поэт подчеркивает свое грустное настроение: «утраченная», «тленны». Очень трогательны и своеобразны применяемые метафоры: «белых яблонь дым», «страна березового ситца» и др. Свою беззаботную молодость автор сравнивает со скачкой «на розовом коне». В финале Есенин приводит потрясающую по красоте лексическую конструкцию: медленное угасание человеческой жизни – льющаяся «с кленов листьев медь».

Стих «Не жалею, не зову, не плачу» — образец философской лирики Есенина. Это одно из первых стихотворений, в которых усматривают намек поэта на возможность самоубийства.

Источник

Сергей Есенин — Ты меня не любишь, не жалеешь: Стих

Ты меня не любишь, не жалеешь,
Разве я немного не красив?
Не смотря в лицо, от страсти млеешь,
Мне на плечи руки опустив.

Молодая, с чувственным оскалом,
Я с тобой не нежен и не груб.
Расскажи мне, скольких ты ласкала?
Сколько рук ты помнишь? Сколько губ?

Знаю я — они прошли, как тени,
Не коснувшись твоего огня,
Многим ты садилась на колени,
А теперь сидишь вот у меня.

Пусть твои полузакрыты очи
И ты думаешь о ком-нибудь другом,
Я ведь сам люблю тебя не очень,
Утопая в дальнем дорогом.

Этот пыл не называй судьбою,
Легкодумна вспыльчивая связь,—
Как случайно встретился с тобою,
Улыбнусь, спокойно разойдясь.

Да и ты пойдешь своей дорогой
Распылять безрадостные дни,
Только нецелованных не трогай,
Только негоревших не мани.

И когда с другим по переулку
Ты пойдешь, болтая про любовь,
Может быть, я выйду на прогулку,
И с тобою встретимся мы вновь.

Отвернув к другому ближе плечи
И немного наклонившись вниз,
Ты мне скажешь тихо: «Добрый вечер…»
Я отвечу: «Добрый вечер, miss».

И ничто души не потревожит,
И ничто ее не бросит в дрожь,—
Кто любил, уж тот любить не может,
Кто сгорел, того не подожжешь.

Анализ стихотворения «Ты меня не любишь, не жалеешь» Есенина

Любовная лирика Есенина представлена большим количеством произведений. У поэта было множество женщин, каждой из которых он посвящал свои стихотворения. В большинстве случаев есть возможность установить конкретного адресата, учитывая обстоятельства жизни Есенина. Стихотворение «Ты меня не любишь, не жалеешь…», написанное поэтом незадолго до смерти (декабрь 1925 г.), не позволяет с уверенностью говорить о конкретной женщине. Из содержания становится понятно, что поэт имеет в виду простую «ночную бабочку».

С самого начала стиха Есенин показывает ненатуральность и временный характер любовных отношений. Женщина не смотрит лирическому герою в глаза, он сам «не нежен и не груб с ней». По сути любовники глубоко равнодушны друг другу. Их свела вместе животная чувственная страсть, которая не оставит в душе ни малейшего следа. Автор обращается к женщине с риторическими вопросами о том, сколько же мужчин было в ее пустой и холодной жизни.

Есенин не обвиняет женщину, вынужденную таким образом зарабатывать себе на жизнь. Ее воспоминания о многочисленных любовниках не вызывают у него чувства ревности. Он признается, что сам любит ее «не очень». Возможно, поэт чувствует некоторое духовное родство с проституткой. Его пылкие романы также не привели к прочным отношениям. Продолжая беспорядочную жизнь, автор уже не ждет чуда. Он ограничивается мимолетными связями, лишь в воспоминаниях «утопая в дальнем дорогом».

Сергею Есенину бесконечно жаль своей минувшей молодости. Он понимает, что известность и слава развратили его, притупили прежние возвышенные чувства, заставили испытать разочарование в любви. Душевная опустошенность привела к тому, что автор уже чувствует себя глубоким стариком. Он никому не желает повторения своей судьбы, поэтому просит свою опытную подругу «нецелованных не трогать».

Есенин ни разу не называет имени женщины. Становится понятно, что для него это не имеет никакого значения. Скорее всего, это было знакомство на одну ночь. Повториться встреча может только совершенно случайно на улице, когда «ночная бабочка» будет увлечена уже другим партнером. Ироничное обращение поэта «miss» показывает всю ненатуральность таких «любовных отношений».

В финале поэт заявляет «кто сгорел, того не подожжешь». Это значит, что настоящую любовь можно испытать только в молодости. Нужно беречь это великое чувство и не растрачивать свои душевные силы на мимолетные связи.

Источник

Ну, что с того. Юрий Левитанский

Ну что с того, что я там был.
Я был давно, я все забыл.
Не помню дней, не помню дат.
И тех форсированных рек.
Я неопознанный солдат.
Я рядовой, я имярек.
Я меткой пули недолет.
Я лед кровавый в январе.
Я крепко впаян в этот лед.
Я в нем как мушка в янтаре.

Ну что с того, что я там был.
Я все забыл. Я все избыл.
Не помню дат, не помню дней,
названий вспомнить не могу.
Я топот загнанных коней.
Я хриплый окрик на бегу.
Я миг непрожитого дня,
я бой на дальнем рубеже.
Я пламя вечного огня,
и пламя гильзы в блиндаже.

Ну что с того, что я там был.
В том грозном быть или не быть.
Я это все почти забыл,
я это все хочу забыть.
Я не участвую в войне,
война участвует во мне.
И пламя вечного огня
горит на скулах у меня.

Уже меня не исключить
из этих лет, из той войны.
Уже меня не излечить
от тех снегов, от той зимы.
И с той зимой, и с той землей,
уже меня не разлучить.
До тех снегов, где вам уже
моих следов не различить.

И не трубы, не марши, не речи, не почести пышные.
И не флаги расцвечиванья, не фейерверки вслед.
Пятидесяти орудий залпы неслышные.
Пятидесяти невидимых молний свет.

И три, навсегда растянувшиеся, минуты молчанья.
И вечным прощеньем пахнущая трава.
. Море Терпенья. Берег Забвенья. Бухта Отчаянья.
Последней Надежды туманные острова.

И снова нас треплет качка осатанелая.
И оста и веста попеременна прыть.
. В белом снегу, как в белом тумане, флотилия белая.
Неведомо, сколько кому остается плыть.

Белые хлопья вьются над нами, чайки летают.
След за кормою, тоненькая полоса.
В белом снегу, как в белом тумане, медленно тают
попутного ветра не ждущие паруса.

Советская поэзия. В 2-х томах.
Библиотека всемирной литературы. Серия третья.
Редакторы А.Краковская, Ю.Розенблюм.
Москва: Художественная литература, 1977.
к списку
Белый снег

В ожидании дел невиданных
из чужой страны
в сапогах, под Берлином выданных,
я пришел с войны.

Огляделся.
Над белым бережком
бегут облака.
Горожанки проносят бережно
куски молока.

И скользят,
на глаза на самые
натянув платок.
И скрежещут полозья санные,
и звенит ледок.

Но шинелка на мне починена,
нигде ни пятна.
Ребятишки глядят почтительно
на мои ордена.

И пока я гремлю,
орудуя
кочергой в печи,
все им чудится:
бьют орудия,
трубят трубачи.

Ходят ходики полусонные,
и стоят у стены
сапоги мои, привезенные
из чужой страны.

Юрий Левитанский. Стороны света.
Москва: Советский писатель, 1959.
к списку
Береза

За стеною голоса
и звон посуды.
Доводящие до умопомраченья
разговоры за стеною,
пересуды
и дебаты философского значенья.

Видно, за полночь.
Разбужен поневоле,
я выскакиваю из-под одеяла.
Что мне снилось?
Мне приснилось чисто поле,
где-то во поле березонька стояла.

Я кричу за эту стену:
— Погодите!
Ветер во поле березу пригибает.
Одевайтесь,- говорю,-
и выходите,
где-то во поле береза погибает.

Юрий Левитанский. Стороны света.
Москва: Советский писатель, 1959.
к списку
В Оружейной палате

Юрий Левитанский. Стороны света.
Москва: Советский писатель, 1959.
к списку
* * *

Вдали полыхнула зарница.
Качнулась за окнами мгла.
Менялась погода —
смениться
погода никак не могла.

И все-таки что-то менялось.
Чем дальше, тем резче и злей
менялась погода,
менялось
строенье ночных тополей.

И листьев бездомные тени,
в квартиру проникнув извне,
в каком-то безумном смятенье
качались на белой стене.

На этом случайном квадрате,
мятежной влекомы трубой,
сходились несметные рати
на братоубийственный бой.

На этой квадратной арене,
где ветер безумья сквозил,
извечное длилось боренье
издревле враждующих сил.

Там бились, казнили, свергали,
и в яростном вихре погонь
короткие сабли сверкали
и вспыхивал белый огонь.

Там, памятью лета томима,
томима всей памятью лет,
последняя шла пантомима,
последний в сезоне балет.

И в самом финале балета,
его безымянный солист,
участник прошедшего лета,
последний солировал лист.

Последний бездомный скиталец
шел по полю, ветром гоним,
и с саблями бешеный танец
бежал задыхаясь за ним.

Скрипели деревья неслышно.
Качалась за окнами мгла.
И музыки не было слышно,
но музыка все же была.

И некто
с рукою, воздетой
к невидимым нам небесам,
был автором музыки этой,
и он дирижировал сам.

И тень его палочки жесткой,
с мелодией той в унисон,
по воле руки дирижерской
собой завершала сезон.

А дальше
из сумерек дома,
из комнатной тьмы выплывал
рисунок лица молодого,
лица молодого овал.

А дальше,
виднеясь нечетко
сквозь комнаты морок и дым,
темнела короткая челка
над спящим лицом молодым.

Темнела, как венчик терновый,
плыла, словно лист по волнам.
Но это был замысел новый,
покуда неведомый нам.

1976
Юрий Левитанский. Когда-нибудь после меня.
Поэтическая библиотека.
Москва: Изд-во Х.Г.С., ГФ Полиграфресурсы, 1998.
к списку
* * *

Вот приходит замысел рисунка.
Поединок сердца и рассудка.

Иногда рассудок побеждает:
он довольно трезво рассуждает,

Сердце бьется, сердце не сдается,
ибо сердце сердцем остается.

Пусть оно почаще побеждает!
Это как-то больше убеждает.

Юрий Левитанский. Стороны света.
Москва: Советский писатель, 1959.
к списку
* * *

Всего и надо, что вглядеться,- боже мой,
Всего и дела, что внимательно вглядеться,-
И не уйдешь, и некуда уже не деться
От этих глаз, от их внезапной глубины.

Но мне и вас немного жаль, мне жаль и вас,
За то, что суетно так жили, так спешили,
Что и не знаете, чего себя лишили,
И не узнаете, и в этом вся печаль.

А впрочем, я вам не судья. Я жил как все.
Вначале слово безраздельно мной владело.
А дело было после, после было дело,
И в этом дело все, и в этом вся печаль.

Советская поэзия. В 2-х томах.
Библиотека всемирной литературы. Серия третья.
Редакторы А.Краковская, Ю.Розенблюм.
Москва: Художественная литература, 1977.
к списку
* * *

Вы помните песню про славное море?
О парус,
летящий под гул баргузина!
. Осенние звезды стояли над логом,
осенним туманом клубилась низина.

Потом начинало светать понемногу.
Пронзительно пахли цветы полевые.
Я с песнею тою
пускался в дорогу,
Байкал для себя открывая впервые.

Вернее, он сам открывал себя.
Медленно
машина взбиралась на грань перевала.
За петлями тракта,
за листьями медными
тянуло прохладой и синь проступала.

И вдруг он открылся.
Открылась граница
меж небом и морем.
Зарей освещенный,
казалось, он вышел, желая сравниться
с той самою песней, ему посвященной.

И враз пробежали мурашки по коже,
сжимало дыханье все туже и туже.
Он знал себе цену.
Он спрашивал:
— Что же,
похоже на песню?
А может, похуже?

Наполнен до края дыханьем соленым
горячей смолы, чешуи омулиной,
он был голубым,
синеватым,
зеленым,
горел ежевикой и дикой малиной.

Вскипала на гальке волна ветровая,
крикливые чайки к воде припадали,
и как ни старался я, рот открывая,
но в море,
но в море слова пропадали.

И думалось мне
под прямым его взглядом,
что, как ни была бы ты, песня, красива,
ты меркнешь,
когда открывается рядом
живая,
земная,
всесильная сила.

Юрий Левитанский. Стороны света.
Москва: Советский писатель, 1959.
к списку
Годы

Годы двадцатые и тридцатые,
словно кольца пружины сжатые,
словно годичные кольца,
тихо теперь покоятся
где-то во мне,
в глубине.

Строгие годы сороковые,
годы,
воистину
роковые,
сороковые,
мной не забытые,
словно гвозди, в меня забитые,
тихо сегодня живут во мне,
в глубине.

Пятидесятые,
шестидесятые,
словно высоты, недавно взятые,
еще остывшие не вполне,
тихо сегодня живут во мне,
в глубине.

Семидесятые годы идущие,
годы прошедшие,
годы грядущие
больше покуда еще вовне,
но есть уже и во мне.

Дальше — словно в тумане судно,
восьмидесятые —
даль в снегу,
и девяностые —
хоть и смутно,
а все же представить еще могу,
Но годы двухтысячные
и дале —
не различимые мною дали —
произношу,
как названья планет,
где никого пока еще нет
и где со временем кто-то будет,
хотя меня уже там не будет.
Их мой век уже не захватывает —
произношу их едва дыша —
год две тысячи —
сердце падает
и замирает душа.

Юрий Левитанский. Стороны света.
Москва: Советский писатель, 1959.
к списку
* * *

День все быстрее на убыль
катится вниз по прямой.
Ветка сирени и Врубель.
Свет фиолетовый мой.

Та же как будто палитра,
сад, и ограда, и дом.
Тихие, словно молитва,
вербы над тихим прудом.

Только листы обгорели
в медленном этом огне.
Синий дымок акварели.
Ветка сирени в окне.

Господи, ветка сирени,
все-таки ты не спеши
речь заводить о старенье
этой заблудшей глуши,

этого бедного края,
этих старинных лесов,
где, вдалеке замирая,
сдавленный катится зов,

звук пасторальной свирели
в этой округе немой.
Врубель и ветка сирени.
Свет фиолетовый мой.

Это как бы постаренье,
в сущности, может, всего
только и есть повторенье
темы заглавной его.

И за разводами снега
вдруг обнаружится след
синих предгорий Казбека,
тень золотых эполет,

и за стеной глухомани,
словно рисунок в альбом,
парус проступит в тумане,
в том же, еще голубом,

и стародавняя тема
примет иной оборот.
Лермонтов1. Облако. Демон.
Крыльев упругий полет.

И, словно судно к причалу
в день возвращенья домой,
вновь устремится к началу
свет фиолетовый мой.

1991
Примечания:
1. См. раздел М.Лермонтова на этом сайте. Обратно
Юрий Левитанский. Когда-нибудь после меня.
Поэтическая библиотека.
Москва: Изд-во Х.Г.С., ГФ Полиграфресурсы, 1998.
к списку
Диалог у новогодней елки

— Что происходит на свете?— А просто зима.
— Просто зима, полагаете вы?— Полагаю.
Я ведь и сам, как умею, следы пролагаю
в ваши уснувшие ранней порою дома.

— Что же за всем этим будет?— А будет январь.
— Будет январь, вы считаете?— Да, я считаю.
Я ведь давно эту белую книгу читаю,
этот, с картинками вьюги, старинный букварь.

— Чем же все это окончится?— Будет апрель.
— Будет апрель, вы уверены?— Да, я уверен.
Я уже слышал, и слух этот мною проверен,
будто бы в роще сегодня звенела свирель.

— Что же из этого следует?— Следует жить,
шить сарафаны и легкие платья из ситца.
— Вы полагаете, все это будет носиться?
— Я полагаю,что все это следует шить.

— Следует шить, ибо сколько вьюге ни кружить,
недолговечны ее кабала и опала.
— Так разрешите же в честь новогоднего бала
руку на танец, сударыня, вам предложить!

— Месяц — серебряный шар со свечою внутри,
и карнавальные маски — по кругу, по кругу!
— Вальс начинается. Дайте ж, сударыня, руку,
и — раз-два-три,
раз-два-три,
раз-два-три,
раз-два-три.

Сергей Никитин. Времена не выбирают.
Москва, «Аргус», 1994.
к списку
* * *

Замирая, следил, как огонь подступает к дровам.
Подбирал тебя так, как мотив подбирают к словам.

Было жарко поленьям, и пламя гудело в печи.
Было жарко рукам и коленям сплетаться в ночи.

Ветка вереска, черная трубочка, синий дымок.
Было жаркое пламя, хотел удержать, да не мог.

Ах, мотивчик, шарманка, воробышек, желтый скворец —
упорхнул за окошко, и песенке нашей конец.

Доиграла шарманка, в печи догорели дрова.
Как трава на пожаре, остались от песни слова.

Ни огня, ни пожара, молчит колокольная медь.
А словам еще больно, словам еще хочется петь.

Но у Рижского взморья все тише стучат поезда.
В заметенном окне полуночная стынет звезда.

Возле Рижского взморья, у кромки его берегов,
опускается занавес белых январских снегов.

Опускается занавес белый над сценой пустой.
И уходят волхвы за неверной своею звездой.

Остывает залив, засыпает в заливе вода.
И стоят холода, и стоят над землей холода.

Если кто и есть еще,
быть может,
что шаги заслыша у ворот,
на задвижку дверь свою заложит,
ковшика воды не поднесет,

Сколько раз
меня в крестьянской хате
приглашали к скромному столу!
Клали на ночь
только на кровати,
сами ночевали на полу.

Провожая утром до ограды,
говорили,
раскурив табак,-
дескать, чем богаты,
тем и рады.
Извиняйте, если что не так.

В дом к себе распахивая двери,
не тая ни помыслов,
ни чувств,
быть достойным,
хоть в какой-то мере,
этой высшей щедрости
учусь.

Чтоб делить
в сочувственной тревоге
все, что за душой имею сам,
с человеком,
сбившимся с дороги,
путником,
плутавшим по лесам.

Чтобы, с ним прощаясь у ограды,
раскурив по-дружески табак,
молвить:
— Чем богаты, тем и рады.
Извиняйте, если что не так!

Юрий Левитанский. Стороны света.
Москва: Советский писатель, 1959.
к списку
* * *

. И уже мои волосы — ах, мои бедные кудри! —
опадать начинают,
как осенние первые листья
в тишине опадают.
Дух увяданья, звук опаданья неразличимый
исподтишка подступает,
подкрадывается незаметно.
Лист опадает, лес опадает, звук опаданья неразличимый
в ушах моих отдается подобно грому,
подобно обвалу и камнепаду,
подобно набату.
Катя, спаси меня! Аня, спаси меня! Оля, спаси меня!—
губы мои произносят неслышно —
да нет, это листья,
их шорох, их шелест,
а чудится мне,
будто я говорю,
будто криком кричу я.
Лес опадает, лист опадает, падает, кружится
лист одинокий,
мгновенье еще,
и уже он коснется земли.
Но — неожиданно, вдруг, восходящим потоком
внезапно подхватит его,
и несет,
и возносит все выше и выше
в бездонное небо,
и — ничего нет, наверно, прекрасней на свете,
чем эта горчащая радость
внезапного взлета
за миг до паденья.

1991
Юрий Левитанский. Когда-нибудь после меня.
Поэтическая библиотека.
Москва: Изд-во Х.Г.С., ГФ Полиграфресурсы, 1998.
к списку
Иронический человек

Мне нравится иронический человек.
Он, в сущности,- героический человек.
Мне нравится иронический его взгляд
на вещи, которые вас, извините, злят.

И все-таки сквозь трагический этот век
проходит он, иронический человек.
И можно себе представить его с мечом,
качающимся над слабым его плечом.

И можно себе представить смиренный лик,
и можно себе представить огромный рост,
но он уходит, так же прост и велик,
как был за миг перед этим велик и прост.

Как зарок от суесловья, как залог
и попытка мою душу уберечь,
в эту книгу входит море — его слог,
его говор, его горечь, его речь.

Не спросившись, разрешенья не спросив,
вместе с солнцем, вместе в ветром на паях,
море входит в эту книгу, как курсив,
как случайные пометки на полях.

Как пометки — эти дюны, эта даль,
сонных сосен уходящий полукруг.
Море входит в эту книгу, как деталь,
всю картину изменяющая вдруг.

Всю картину своим гулом окатив,
незаметно проступая между строк,
море входит в эту книгу, как мотив
бесконечности и судеб и дорог.

Бесконечны эти дюны, этот бор,
эти волны, эта темная вода.
Где мы виделись когда-то? Невермор.
Где мы встретимся с тобою? Никогда.

Это значит, что бессрочен этот срок.
Это время не беречься, а беречь.
Это северное море между строк,
его говор, его горечь, его речь.

Это север, это северные льды,
сосен северных негромкий разговор.
Голос камня, голос ветра и воды,
голос птицы из породы Невермор.

Юрий Левитанский. Стороны света.
Москва: Советский писатель, 1959.
к списку
Кинематограф

Это город. Еще рано. Полусумрак, полусвет.
А потом на крышах солнце, а на стенах еще нет.
А потом в стене внезапно загорается окно.
Возникает звук рояля. Начинается кино.

И очнулся, и качнулся, завертелся шар земной.
Ах, механик, ради бога, что ты делаешь со мной!
Этот луч, прямой и резкий, эта света полоса
заставляет меня плакать и смеяться два часа,
быть участником событий, пить, любить, идти на дно.

Жизнь моя, кинематограф, черно-белое кино!
Ты накапливаешь опыт и в теченье этих лет,
хоть и медленно, а все же обретаешь звук и цвет.
Звук твой резок в эти годы, слишком грубы голоса.
Слишком красные восходы. Слишком синие глаза.
Слишком черное от крови на руке твоей пятно.

Жизнь моя, начальный возраст, детство нашего кино!
А потом придут оттенки, а потом полутона,
то уменье, та свобода, что лишь зрелости дана.
А потом и эта зрелость тоже станет в некий час
детством, первыми шагами тех, что будут после нас
жить, участвовать в событьях, пить, любить, идти на дно.

Когда на экране,
в финальных кадрах,
вы видите человека,
уходящего по дороге вдаль,
к черте горизонта,—
в этом хотя и есть
щемящая некая нотка,
и все-таки это, по сути, еще не финал —
не замкнулся круг —
ибо шаг человека упруг,
а сам человек еще молод,
и недаром
где-то за кадром
поет труба,
и солнце
смотрит приветливо
с небосклона —
так что есть основанья надеяться,
что судьба
к человеку тому
пребудет еще благосклонна.

Но когда на экране,
в финальных кадрах,
вы видите человека,
уходящего по дороге вдаль,
к черте горизонта,
и человек этот стар,
и согбенна его спина,
и словно бы ноги его налиты свинцом,
так он шагает
устало и грузно,—
вот это уже
по-настоящему грустно,
и это уже
действительно
пахнет концом.

И все-таки,
это тоже
еще не конец,
ибо в следующей же из серий
этого
некончающегося сериала
снова
в финальных кадрах
вы видите человека,
уходящего по дороге вдаль,
к черте горизонта
(повторяется круг),
и шаг человека упруг,
и сам человек еще молод,
и недаром
где-то за кадром
поет труба,
и солнце
смотрит приветливо
с небосклона —
так что есть основанья надеяться,
что судьба
к человеку тому
пребудет еще благосклонна.

Так и устроен
этот нехитрый сюжет,
где за каждым финалом
следует продолженье —
и в этом, увы,
единственное утешенье,
а других вариантов
тут, к сожаленью,
нет.

1991
Юрий Левитанский. Когда-нибудь после меня.
Поэтическая библиотека.
Москва: Изд-во Х.Г.С., ГФ Полиграфресурсы, 1998.
к списку
* * *

Люблю осеннюю Москву
в ее убранстве светлом,
когда утрами жгут листву,
опавшую под ветром.
Огромный медленный костер
над облетевшим садом
похож на стрельчатый костел
с обугленным фасадом.
А старый клен совсем поник,
стоит, печально горбясь.
Мне кажется, своя у них,
своя у листьев гордость.
Ну что с того, ну что с того,
что смяты и побиты!
В них есть немое торжество
предчувствия победы.
Они полягут в чернозем,
собой его удобрят,
но через много лет и зим
потомки их одобрят,
Слезу ненужную утрут,
и в юном трепетанье
вся неоправданность утрат
получит оправданье.
Парит, парит гусиный клин,
за тучей гуси стонут.
Горит, горит осенний клен,
золою листья станут.
Ветрами старый сад продут,
он расстается с летом..
А листья новые придут,
придут за теми следом.

Юрий Левитанский. Стороны света.
Москва: Советский писатель, 1959.
к списку
Мое поколение

60 лет советской поэзии.
Собрание стихов в четырех томах.
Москва: Художественная литература, 1977.
к списку
* * *

Юрий Левитанский. Стороны света.
Москва: Советский писатель, 1959.
к списку
Памяти ровесника

Юрий Левитанский. Стороны света.
Москва: Советский писатель, 1959.
к списку
Пейзаж

Горящей осени упорство!
Сжигая рощи за собой,
она ведет единоборство,
хотя проигрывает бой.

Идет бесшумный поединок,
но в нем схлестнулись не шутя
тугие нити паутинок
с тугими каплями дождя.

И ветер, в этой потасовке
с утра осинник всполошив,
швыряет листья, как листовки,-
сдавайся, мол, покуда жив.

Но, как бы радуясь заминке,
пока я с вами говорю,
проходит женщина в косынке
по золотому сентябрю.

Она высматривает грузди,
она выслушивает тишь,
и отраженья этой грусти
в ее глазах не разглядишь.

Она в бору, как в заселенном
во всю длину и глубину
прозрачном озере зеленом,
где тропка стелется по дну,

где, издалёка залетая,
лучи скользят наискосок
и, словно рыбка золотая,
летит березовый листок.

Опять по листьям застучало,
но так же медленна, тиха,
она идет,
и здесь начало
картины, музыки, стиха.

А предыдущая страница,
где разноцветье по лесам,-
затем, чтоб было с чем сравниться
ее губам,
ее глазам.

Юрий Левитанский. Стороны света.
Москва: Советский писатель, 1959.
к списку
* * *

Светлый праздник бездомности,
тихий свет без огня.
Ощущенье бездонности
августовского дня.

Ощущенье бессменности
пребыванья в тиши
и почти что бессмертности
своей грешной души.

Вот и кончено полностью,
вот и кончено с ней,
с этой маленькой повестью
наших судеб и дней,

наших дней, перемеченных
торопливой судьбой,
наших двух переменчивых,
наших судеб с тобой.

Полдень пахнет кружением
дальних рощ и лесов.
Пахнет вечным движением
привокзальных часов.

Ощущенье беспечности,
как скольженье на льду.
Запах ветра и вечности
от скамеек в саду.

От рассвета до полночи
тишина и покой.
Никакой будто горечи
и беды никакой.

Только полночь опустится,
как догадка о том,
что уже не отпустится
ни сейчас, ни потом,

что со счета не сбросится
ни потом, ни сейчас
и что с нас еще спросится,
еще спросится с нас.

1976
Юрий Левитанский. Когда-нибудь после меня.
Поэтическая библиотека.
Москва: Изд-во Х.Г.С., ГФ Полиграфресурсы, 1998.
к списку
Сон о рояле

Он путал карты, перемешивал,
но, их мешая вразнобой,
реальности не перевешивал,
а дополнял ее собой.

В конце концов, с чертами вымысла
смешав реальности черты,
передо мной внезапно выросло
мерцанье этой черноты.

Как бы чертеж земли, погубленной
какой-то страшною виной,
огромной крышкою обугленной
мерцал рояль передо мной.

А берег был забытым кладбищем,
как бы окраиной его,
и там была под каждым клавишем
могила звука одного.

Они давно уже не помнили,
что были плотью и душой
какой-то праздничной симфонии,
какой-то музыки большой.

Они лежали здесь, покойники,
отвоевавшие свое,
ее солдаты и полковники,
и даже маршалы ее.

И лишь иной, сожженный заживо,
еще с трудом припоминал
ее последнее адажио,
ее трагический финал.

Но вот, едва лишь тризну справивший,
еще не веря в свой закат,
опять рукой коснулся клавишей
ее безумный музыкант.

И поддаваясь искушению,
они построились в полки,
опять послушные движению
его играющей руки.

Забыв, что были уже трупами,
под сенью нотного листа
они за флейтами и трубами
привычно заняли места.

Была безоблачной прелюдия.
Сперва трубы гремела медь.
Потом пошли греметь орудия,
пошли орудия греметь.

Потом пошли шеренги ротные,
шеренги плотные взводов,
линейки взламывая нотные,
как проволоку в пять рядов.

Потом прорыв они расширили,
и пел торжественно металл.
Но кое-где уже фальшивили,
и кто-то в такт не попадал.

Уже все чаще они падали.
Уже на всю вторую часть
распространился запах падали,
из первой части просочась.

И сладко пахло шерстью жженною,
когда, тревогой охватив,
сквозь часть последнюю, мажорную,
пошел трагический мотив.

Мотив предчувствия, предвестия
того, что двигалось сюда,
как тема смерти и возмездия
и тема Страшного суда.

Кончалась музыка и корчилась,
в конце едва уже звеня.
И вскоре там, где она кончилась,
лежала черная земля.

И я, в отчаянье поверженный,
с тоской и ужасом следил
за тем, как музыкант помешанный
опять к роялю подходил.

Строфы века. Антология русской поэзии.
Сост. Е.Евтушенко.
Минск, Москва: Полифакт, 1995.
к списку
Человек, строящий воздушные замки

Он лежит на траве
под сосной
на поляне лесной
и, прищурив глаза,
неотрывно глядит в небеса —
не мешайте ему,
он занят,
он строит,
он строит воздушные замки.
Галереи и арки,
балконы и башни,
плафоны,
колонны,
пилоны,
пилястры,
рококо и барокко,
ампир
и черты современного стиля,
и при всем
совершенство пропорций,
изящество линий —
и какое богатство фантазии,
выдумки, вкуса!

На лугу,
на речном берегу,
при луне,
в тишине,
на душистой копне,
он лежит на спине
и, прищурив глаза,
неотрывно глядит в небеса —
не мешайте,
он занят,
он строит,
он строит воздушные замки,
он весь в небесах,
в облаках,
в синеве,
еще масса идей у него в голове,
конструктивных решений
и планов,
он уже целый город воздвигнуть готов,
даже сто городов —
заходите, когда захотите,
берите,
живите!

Он лежит на спине,
на дощатом своем топчане,
и во сне,
закрывая глаза,
все равно продолжает глядеть в небеса,
потому что не может не строить
своих фантастических зданий.
Жаль, конечно,
что жить в этих зданьях воздушных,
увы, невозможно,
ни мне и ни вам,
ни ему самому,
никому,
ну, а все же,
а все же,
я думаю,
нам не хватало бы в жизни чего-то
и было бы нам неуютней на свете,
если б не эти
невидимые сооруженья
из податливой глины
воображенья,
из железобетонных конструкций
энтузиазма,
из огнем обожженных кирпичиков
бескорыстья
и песка,
золотого песка простодушья,—
когда бы не он,
человек,
строящий воздушные замки.

Ты можешь отмерить семь раз и отвесить
и вновь перевесить
и можешь отрезать семь раз, отмеряя при этом едва.
Но ты уже знаешь как мало успеешь
за год или десять,
и ты понимаешь, как много ты можешь за день или два.

Он полон смиренья, хотя понимает, что суть не в смиренье.
Он пишет и пишет, себя же на слове поймать норовя.
И трепетно светится тонкая веточка майской сирени,
как вечный огонь над бессмертной и юной
душой соловья.

Юрий Левитанский. «День такой-то».
Москва, «Художественная литература», 1976.
к списку
* * *

Что я знаю про стороны света?
Вот опять, с наступлением дня,
недоступные стороны света,
как леса, обступают меня.
Нет, не те недоступные земли,
где дожди не такие, как тут,
где живут носороги и зебры
и тюльпаны зимою цветут,
где лежат на волнах кашалоты,
где на ветках сидят какаду.
Я сегодня иные широты
и долготы имею в виду.

Сколько есть неоткрытых сторон!
Все они обступают меня,
проступают во мне,
как узоры на зимнем окне,
очень медленно тают,
и вновь открываются
в раме рассвета
неоткрытые стороны света.

Юрий Левитанский. Стороны света.
Москва: Советский писатель, 1959.
к списку
* * *

Советская поэзия. В 2-х томах.
Библиотека всемирной литературы. Серия третья.
Редакторы А.Краковская, Ю.Розенблюм.
Москва: Художественная литература, 1977.
к списку
Ялтинский домик

Вежливый доктор в старинном пенсне и с бородкой,
вежливый доктор с улыбкой застенчиво-кроткой,
как мне ни странно и как ни печально, увы —
старый мой доктор, я старше сегодня, чем вы.

Грустная желтая лампа в окне мезонина.
Чай на веранде, вечерних теней мешанина.
Белые бабочки вьются над желтым огнем.
Дом заколочен, и все позабыли о нем.

Дом заколочен, и нас в этом доме забыли.
Мы еще будем когда-то, но мы уже были.
Письма на полке пылятся — забыли прочесть.
Мы уже были когда-то, но мы еще есть.

Дышит в саду запустелом ночная прохлада.
Мы старомодны, как запах вишневого сада.
Нет ни гостей, ни хозяев, покинутый дом.
Мы уже были, но мы еще будем потом.

Старые ружья на выцветших старых обоях.
Двое идут по аллее — мне жаль их обоих.
Тихий, спросонья, гудок парохода в порту.
Зелень крыжовника, вкус кисловатый во рту.

1976
Юрий Левитанский. Когда-нибудь после меня.
Поэтическая библиотека.
Москва: Изд-во Х.Г.С., ГФ Полиграфресурсы, 1998.

Источник